Солнце и Замок

– А знаешь, да, – продолжала она, – я вправду вижу здесь двух Северианов, пусть даже оба – только воспоминания. Один – тот Севериан, которого я как-то сгребла в охапку и поцеловала. Теперь его больше нет, однако он был красив собой, несмотря на шрам поперек щеки, хромоту и седину в волосах.

– Твой поцелуй ему запомнился, – подтвердил я. – Сам он целовал многих женщин, однако его целовали нечасто.

– Ну, а другой Севериан – мой возлюбленный из тех времен, когда я, девчонка, отправилась в первый рейс. В память о нем я поцеловала тебя, а после дралась за тебя – единственная из настоящих людей, плечом к плечу с призраками. В память о нем я резала старых товарищей, хоть и понимала, что ты меня даже не помнишь, – закончила она и поднялась со скамьи. – Вы ведь понятия не имеете, где мы находимся, верно?

– По-моему, это зал ожидания, или что-то вроде, – пожав плечами, ответила Бургундофара, – только здесь отчего-то нет никого, кроме нас.

– Я имею в виду, где сейчас находится наш корабль. А корабль наш – за пределами орбиты Дита.

– Некогда, – заметил я, – один человек, немало знавший о будущем, сказал мне, что женщину, которую я искал, нужно искать над землей, а я решил, будто это означает всего лишь «среди живых». Этот корабль находился за пределами орбиты Дита еще в самом начале пути.

– Не дури. Ты понимаешь, о чем я. Возвращаясь с тобою на борт, я думала, что у нас впереди долгий рейс… но с чего бы им, Афете и Заку, медлить? Корабль покидает вечность, сбавляет ход, чтоб тендер смог отыскать его. На полном ходу он вовсе не корабль, понимаешь? И он, и мы – словно волна… или крик, разносящийся по вселенной.

– Нет, – ответил я, – не понимаю. И с трудом могу в это поверить.

– Бывает, вера способна кое-что изменить, – закивала Гунни. – Но не всякий раз, Севериан, не всякий раз… и убедилась я в этом именно здесь. Помнишь, я как-то раз рассказывала, отчего продолжаю плавать?

Я покосился на Бургундофару.

– Может, из-за…

Но Гунни покачала головой.

– Чтоб снова стать такой, как прежде, но при этом остаться самою собой. Ты ведь наверняка помнишь, каким был в ее годы. Теперь ты тот же?

В этот миг я явственно, словно он вдруг оказался рядом, в этих покоях слез, увидел юного подмастерья гильдии палачей, шагающего вперед – сажный плащ развевается за спиной, над левым плечом темнеет крестовина «Терминус Эст»…

– Нет, – согласился я. – Я давным-давно стал совсем другим, а после вновь изменился.

Гунни удовлетворенно кивнула.

– Вот потому я и намерена остаться здесь. Может быть, здесь-то, когда меня будет не больше одной, это и произойдет. А вы с Бургундофарой возвращайтесь на Урд.

Отвернувшись от нас, она направилась к выходу. Я было привстал, однако Бургундофара удержала меня, усадила рядом, а мне не хватило сил воспротивиться.

– Пускай идет, – сказала она. – С тобой это уже случилось, так дай же и Гунни шанс.

Дверь за спиной Гунни захлопнулась.

– Но ведь она – это ты, – выдохнул я.

– Тогда дай шанс мне. Я видела, кем стану со временем. Неужто и после этого жалость к себе самой – дело такое уж стыдное?

На глаза ее навернулись слезы.

Я покачал головой.

– Кто же поплачет о ней, если не ты?

– Ты.

– Но не по той же причине. Она была мне верным, настоящим другом, а таковых у меня никогда не водилось во множестве.

– Теперь понятно, отчего все эти лица плачут, – заметила Бургундофара. – Этот зал нарочно устроен для слез.

– Для прибывающих и уходящих, – негромко добавил новый голос с порога.

Обернувшись, я обнаружил у входа двух иеродул в масках и, ожидавший вовсе не их, Барбата с Фамулим поначалу в них не узнал, однако голос Фамулим (а говорила именно она) узнал немедля и вскрикнул от радости.

– Друзья мои! Вы отправляетесь с нами?

– Пришли мы лишь затем, чтобы привести тебя сюда, – ответила Фамулим. – Цадкиэль отправила нас за тобой, но в апартаментах тебя не оказалось. Скажи, Севериан, увидишь ли ты нас когда-нибудь?

– И не раз, – подтвердил я. – До встречи, Фамулим!

– Так, значит, ты знаком с природой нашей. Тогда – привет тебе; тогда – прощай!

– Люки откроются, как только Оссипаго задраит ту дверь, – добавил Барбат. – Воздушные амулеты у вас при себе?

Я вынул из кармана свой и надел. Такое же ожерелье извлекла из кармана Бургундофара.

– Теперь я, как и Фамулим, приветствую тебя, – подытожил Барбат и отступил назад, за порог, а проем арки тут же затворился за ним.

В тот же миг распахнулись спаренные люки по ту сторону зала. Слезы масок испарились, высохли на лету, а в проеме люка засиял черный занавес ночи, растянутый меж гвоздиков-звезд.

– Нам пора, – сказал я, но сразу же вспомнил, что Бургундофара меня не слышит, и, подойдя ближе, взял ее за руку, после чего надобность в разговорах отпала сама собой.

Вместе оставили мы корабль, и лишь у порога, замедлив шаг, оглянувшись напоследок, я вдруг понял, что так и не узнал его названия (если он вообще хоть как-нибудь наречен), а среди масок на стенах разглядел изваяния знакомых лиц – лиц Зака, Цадкиэль и его капитана.