Солнце, луна и хлебное поле

– Эти деньги ничто по сравнению с тем, что твой отец сделал для меня, от смерти спас. – Я почувствовал, как она напряглась. – Даа? – произнесла она. – Мы познакомились в лагере в Сибири. Он много рассказывал о тебе, очень скучал, однажды я попробовал срисовать твое лицо с наполовину обгоревшей фотографии на тетрадный листок, этот рисунок он потом все время носил в нагрудном кармане.

– Это вы – тот грузин? – спросила она изменившимся голосом.

– Да, я.

– Рисунок у меня.

– Если ты теперь примешь эти деньги, я буду благодарен, так я смогу почтить память твоего отца.

– Я буду очень рада, но как? – уже другим, радостно-возбужденным тоном спросила она.

– Продиктуй номер твоего банковского счета.

– Если сюда в банк такие деньги поступят, кто ж меня в живых оставит? Вы, наверное, не знаете, что здесь происходит.

– Может, тогда приедешь в Грузию?

В то время между Грузией и Россией еще не существовало визового режима, и она прилетела через неделю без всяких осложнений. Я встретил ее в аэропорту, привез домой и поселил в комнате на втором этаже: «Оставайся столько, сколько захочешь». Она показала мне мой рисунок: «Он оставил мне это, янтарный мундштук и простой портсигар, мы очень нуждались, еле сводили концы с концами».

При виде моей гостьи у Тамаза на лбу выступил пот, он убежал и к вечеру вернулся выбритый и принаряженный, с пестрым кашне на шее. Я взглянул на него и рассмеялся.

– Хорошо бы мне свой глаз подправить. Поможешь? – сказал он мне с серьезным лицом и потер этот глаз.

– Узнай, во сколько обойдется операция.

– Большое спасибо, узнаю.

Он кружил вокруг женщины, показал ей весь город, каждый вечер заходил к нам, пил в меру и старался быть галантным. У него неплохо получалось, под конец он сказал мне:

– Обожаю русских женщин, она уже здесь, что скажешь, может, мне заодно и жениться?

– Она не похожа на такую дуру, чтоб выйти за тебя.

– Большое спасибо.

– К тому же у нее есть мужчина, они каждый вечер по телефону разговаривают.

– Врешь, – раздраженно ответил он.

– Этот мужчина собирается приехать, увидишь его своим глазом.

– Не верю, – сказать-то сказал, но явно сник.

Когда тот мужчина приехал, некоторое время присматривался к нам, быстро понял, что никакой нечестной игры с женщиной тут нет, и успокоился. Это был довольно симпатичный крепкий мужик под сорок, из тех, которых ничем не удивить – и войны хлебнул, и тюрьмы. «Теперь вот собираюсь мирной жизни попробовать, слышал, неплохая штука. – Они намеревались пожениться. – Вернемся домой и официально оформим наш брак».

Прощаясь, я на всякий случай сказал женщине:

– У меня в России есть серьезные друзья, так что знай, если кто-нибудь вздумает тебя обидеть, кто бы он ни был, горько об этом пожалеет.

Мужчина рассмеялся:

– Кто ж ее обидит? А я на что? Никому не дам такого права.

Тамаз тоже нашел момент и сказал:

– Это, брат, и тебя касается, нас ни тюрьмой не удивишь, ни пальбой, так что ты и за собой последи, смотри, не делай ошибок, – он сказал это настолько уверенно и с полным чувством собственного достоинства, что я вспомнил Трокадэро.

Наш гость опять засмеялся:

– Об этом не беспокойтесь, даже не думайте такого.

Да, неплохой он был человек.

Когда они уехали, я спросил Тамаза:

– Ну что, выяснил, сколько обойдется поправить твой глаз?

– Нет. Я и так себя прекрасно чувствую, не стоит беспокоиться.

Спустя шесть месяцев та женщина позвонила из России, расспросила сначала, как у нас дела, потом о себе рассказала: «Мы поженились. Купили маленький хлебный заводик и два магазина. Дела идут намного лучше, чем мы ожидали».

Помню, когда мы закончили говорить по телефону, к воротам подошел почтальон, принес нам газеты и журналы и сказал: «В городе начались беспорядки».

65

Беспорядки продлились два месяца и завершились приходом новой власти, которая объявила войну ворам в «законе» и криминальным авторитетам. Вооруженные банды были разгромлены, состав сотрудников полиции полностью заменили. Дело пошло так, что уже через год можно было спокойно выйти на улицу ночью. Город ожил, и появился спрос на недвижимость. К тому времени цена моих домов выросла втрое и достигла миллиона восьмисот тысяч долларов.

Романоз и Толик исчезли из Грузии, поговаривали, что скоро их привезут в кандалах, по всей строгости спросят с них за старые грехи и сгноят в тюрьме. Но ничего подобного не произошло. В один прекрасный день вся страна увидела их на экранах телевизоров во фраках за одним столом с членами нового правительства и депутатами. «Значит, правда, не так страшен черт, как его малюют», – подумал я.