Солнце над Бабатагом

Седов ничего не ответил, достал из шкафчика чернила и поставил их на стол.

— Давайте составим счет, — предложил он, присаживаясь и надевая очки.

Вечкин с удивлением взглянул на него.

— Ну? Так сразу — и счет? Нет, уважаемый, между торговыми людьми так не принято, — сказал он, отрицательно покачав головой. — Непорядок. Надо выпить сначала.

— Я вам плохой компаньон, — заметил Седов. — И вина у меня нет. Не держу. — Он заглянул в шкафчик и поставил на стол тарелку с халвой. — Вот, если угодно. Угощайтесь.

— Вина, говорите, нет? — Вечкин подмигнул Седову, достал из кармана бутылку и, каким-то особенным, присущим ему мягким движением поведя рукой, устойчиво поставил бутылку рядом с тарелкой.

— Рекомендую. Кишмишовая водочка. Лучшее средство от малярии. Постоянно употребляю и потому не болею.

Седов поднялся со стула.

— Куда вы, Петр Дмитрич? — встревожился Вечкин.

— Минуточку. Найду, чем открыть.

— Зачем? Мы и так обойдемся.

Вечкин взял бутылку и, осторожно придерживая ее девой рукой, ловко хлопнул ладонью в дно.

— Вот и готово! Пожалуйте стаканчики.

Они выпили и закусили халвой.

Вечкин поморщился.

— Закусочка-то не тово. Эх, капустки бы!.. Ну, как вам нравится наш городок, Петр Дмитрич? — прерывая наступившее молчание, спросил он.

— Да как вам сказать! Город как город — много таких.

— Э, нет, Петр Дмитрич! Ошибаетесь. Городок наш исторический. Сам Александр Македонский его основал. Тут бой был. Потом большой курган насыпали. Поэтому и называется Каттакурган… А часть его войска здесь осталась. Слышали, есть такой кишлак, Араб-ханэ называется? Самые арабы живут, нечистые духи… Чего ж вы не пьете?

— Спасибо. Не хочу, — отказался Седов. — Давайте займемся делами.

— Сейчас, Петр Дмитрич. Уж больно вы хороший человек. Хочется с вами поговорить по душе, — сказал Вечкин с блуждающей самодовольной улыбкой, наливая себе полный стакан и одним духом выпивая его. — Так вот, значит, самые арабы живут, — повторил он.

— Любопытно. А я и не знал…

— А мало ли чего мы не знаем, Петр Дмитрич, — подливая в стакан, покровительственным тоном сказал Вечкин. — Вот, скажем, знаем ли мы, как наша жизнь дальше повернется? Не знаем. А хотелось бы знать, когда все это кончится.

Седов, насторожившись, взглянул на него.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он пытливо.

Вечкин не ответил, отломил кусок халвы и, пережевывая, посмотрел на Седова маленькими зелеными глазками.

— Вы из каких будете, Петр Дмитрич? — спросил он, прищурившись.

— Я? Рабочий. Народный учитель, — ответил Седов.

— Так… Значит, жили неплохо.

— Да как вам сказать? Ничего…

Вечкин прыснул со смеху. Седов с удивлением взглянул на него и тут только заметил, что верхняя губа Вечкина коротка и из-под нее виднеются кривые, как расшатанный частокол, длинные желтые зубы.

— Жили! — захохотал Вечкин. — А теперь — как это? Существуете?.. Эх, Петр Дмитрич, милая вы душа, я же вас вот как понимаю. Вы же свой, торговый человек, — с пьяной откровенностью заговорил он. — А как вы думаете, кто я такой есть? — Он поднял указательный палец и, словно кому-то грозя, продолжал: — Да я в Москве собственное дело имел! Хозяином был!.. Вы Москву знаете?.. Ну вот. Может, помните у Никитских ворот большой магазин «Василий Семенович Вечкин»? Эх, Петр Дмитрич! — Он долил стакан и выпил. — Так вот я и говорю, какая у меня жизнь была: чего пожелаешь! Со всеми знаменитыми купцами знакомство имел. Сам Прасолов со мной за ручку здоровался. А бывало, сибирские купцы приедут, так я для них первый человек. Без меня ни шагу. А почему? Да потому, что я всю Москву насчет женского звания вот как знал! Все лучшие такие девицы были у меня на учете…

Седов нетерпеливо покашлял. «Экая мерзость!»— подумал он, помрачнев.