Солнце над Бабатагом

— Как же он выручил?

— У нас тут был сильный бой. Вот на этом плоскогорье, над самой Пайзавой.— Вихров показал в сторону кишлака, где за большой рощей островерхих тополей поднимались отроги Бабатага.— Дрались целый день. Ну, а соотношение сил обычное — один к десяти; их две тысячи, нас чуть побольше двухсот человек. Потом выяснилось, что к ним подошла еще очень сильная банда.

— Товарищ командир, коней разрешите седлать?— спросил подошедший Харламов.

— Просохли?

— Так точно.

— Седлайте,— разрешил Вихров.— Ну так вот,— продолжал он, обращаясь к Пахомову.— К ночи Ибрагим-бек ушел в горы, а мы спустились в Пайзаву. Расположились в Пайзаве, переправили через Сурхан раненых с приказом Афанасьеву прислать сюда из Юрчей всех, кто только может ездить, вплоть до каптеров и писарей. Потом комбриг послал донесение по начальству, что у нас вышли патроны. Собственно, не то чтобы все вышли, осталось штук по десять на винтовку и по диску на ручной пулемет. Послали местного жителя. Короче говоря, басмачи перехватили этого жителя, избили, донесение отобрали, и Ибрагим-бек решил, что мы остались совсем без патронов. Переночевали, а утром комбриг послал меня с полуэскадроном в разведку и кишлак Вакаты. Вон он. Отсюда видно,— показал Вихров вниз по Сурхану.— Верст пять, не больше. Приезжаем в Вакаты. Аксакал, как потом оказалось пособник басмачей, клянется и божится, что не знает, куда ушел Ибрагим. Натащил нам арбузов, угощает, улыбается: «Якши урус, якши». Жители подошли, расселись вокруг, смотрят. Только съели арбузы, собрались возвращаться, а аксакал: «Подождите,— говорит,— сейчас дыни принесут». Вот ту-то тот самый дехканин и спас нас. Делает мне, понимаешь, знаки: «Не ешьте, уезжайте скорей». Ну, мы по коням — и айда. Взяли рысью. Едем. А наблюдателю из Пайзавы видно: он на дереве сидел. Вот он и докладывает оттуда комбригу: «Вижу разъезд, а за ним басмачи тучей!» А нам не видно и не слышно. Рысью идем. Хотя нас и было всего двадцать пять человек, но все же топот большой. На счастье, Сачков оглянулся и кричит: «Басмачи с тыла! Я посмотрел, ну, понимаешь, вся долина закрыта: пыль, знамена, значки, оружие сверкает! А впереди сам Ибрагим-бек на сером жеребце. Ну, на этом, на Давлят-Коке, что комбриг теперь ездит. Мы как рванули в карьер! Только влетели в кишлак, и они чуть не по пятам за нами. Тут пулеметы как ударят! Шесть штук! Комбриг их заранее выставил. И пошли чесать! Как сейчас помню, кони шарахаются в стороны, поднимаются на дыбы, падают. Крики! Пылища столбом! А тут еще Бочкарев: «За мной!»—и ударил в контратаку! Вот тогда-то и погнали мы басмачей вниз по Сурхану. А навстречу от Юхары-Кокайты как раз шла Туркестанская бригада Мелькумова. Только что пополнилась. Оренбургские казаки. Хорошие, очень боевые ребята. Так Ибрагим прямо на них налетел. Ну, сам понимаешь, что там получилось. И Ибрагим бы там остался, если б не Давлят-Кок. Он тогда у Хазрет-Бобо через пропасть перескочил... Вот какие дела. Если б не тот дехканин, все бы мы там полегли. Весь разъезд.

— Значит, в прошлом году были большие бои?

— Да, почти каждый день. Видите, снеговая гора?— Вихров показал в сторону Денау.— Это перевал Газа. Как раз первого августа мы туда поднялись. Смотрим — снег! Давай в снежки играть! Что вы смеетесь? Дело молодое. Все-таки интересно: внизу жарища — в тени пятьдесят градусов, а тут снег. Только вижу, мои дозорные шашками машут — противник! Мы тут лошадей за хвосты — и айда на перевал. Оказалось, что с другой стороны поднимается банда Ишана. Все же мы первые успели подняться и с ходу сбили Ишана. Потом несколько дней гнались за ним. В такие места зашли — люди в шкурах, хлеб колючий. Дороги опасные. То над пропастью карабкаешься, то в небо ползешь, а облака, как вата, внизу, под ногами...

— По ко-ням!— скомандовал Лихарев.

Бойцы разбирали лошадей, подтягивали подпруги, оправляли оружие.

Вскоре отряд тронулся и, подойдя к Бабатагу, вошел в широкий овраг Арганчи. Походная застава умчалась вперед. Собаки побежали следом за ней.

До урочища Чагам, где находился Ибрагим-бек, было около тридцати верст, и Лихарев не спешил, потому что туда с другой стороны двигался, отряд 62-го полка.. Одновременный удар по Ибрагим-беку был назначен на три часа ночи.

— Кто это едет с нами?— спросил Пахомов Внхро-ва, показывая на рыжего всадника, рысившего вдоль колонны.

— А вы разве не знаете?

— В первый раз вижу.

— Это Фирсов. Клубный работник.

— Чудак какой-то.

— Нет, он хороший парень. Шутник большой.

К ним подъехал Седов.

— На инструктаже был,— отвечал он на вопрос Вихрова, не видевшего Петра Дмитриевича после переправы.— Надо предупредить бойцов, чтобы ночью не курили. Федин говорил, что каждую минуту можно встретиться с Ибрагим-беком.

Быстро темнело. Повеяло холодом. Вдали, в глубине гор, заплакали, застонали шакалы.

— Ишь, проклятые, как заливаются, будто из них жилы тянут,— заметил Алеша. Он ехал позади Лихарева, видел во тьме серый круп Давлят-Кока, и ему, как и всем ехавшим в колонне, начинало казаться, что впереди идет человек с конскими ногами.