Солнце сияло

— Возьмем с собой, — потряс он передо мной их книжицами. Листанул общегражданский паспорт, открыл страницу с пропиской в Клинцах и зачитал адрес вслух. — Наверное, там папа с мамой, да? Бабушка с дедушкой? Два дня, Саша. А нет… Это ребята не вышибали из тебя. Вышибать они вот тогда будут.

Я ему не ответил. Я сейчас хотел только одного: чтобы они поскорее убрались.

Ночью, отлежавшись в горячей ванне, я сидел составлял список своих должников. Следовало собирать эти одиннадцать тысяч и отдавать — другого выхода я не видел. Уходить в бега, прятаться, меняя квартиры, — это был не вариант. Куда я мог удрать из Москвы? Я не мог обойтись без ее кормящей груди, как Ромул с Ремом без сосцов волчицы. Да и что бы я делал без паспортов? Поехать в Клинцы, заявить там о пропаже и просить новый паспорт тоже исключалось. Они знали адрес родителей, и пойти этим путем — значило подставить вместо себя отца с матерью, сестру с мужем. Думалось и о том, чтобы пойти в милицию, довериться им — и будь что будет, но воспоминания о той парочке, что посещала меня после убийства Стаса, было достаточно, чтобы мысль о милиции увяла, не распустившись.

Согласно составленному списку получалось, что мне должны семь с половиной тысяч. Должен был Николай — без малого тысячу, должен был Леня Финько — полный косяк, и остался должен Юра Садок — больше, чем полторы; я уже плюнул на эти деньги, но теперь было не до гордости. И должны были по мелочи, по двести, триста, четыреста, Ульян с Ниной, Боря Сорока, бас-гитарист Вадик, притащивший ко мне тогда того длинноволосо-плешивого из компании Бочаргина, — общим числом за десять человек. Собрать эти семь с половиной тысяч, заложить аппаратуру, телевизор да еще немного у кого-то подзанять — выходило, что одиннадцать тысяч у меня набиралось.

Начавшийся день не оставил от моих выкладок камня на камне.

Юра, услышав в телефоне мой голос, показалось мне, вздрогнул. Словно ему позвонило привидение из преисподней.

— Ничего я тебе не должен, — сказал он.

Это было так неожиданно, что я даже не взбесился, я удивился — всего лишь.

— Ты мне должен полторы тысячи с лишним! — воскликнул я. — Это не сто и не двести, не выдумывай, ты не мог забыть.

— И забывать нечего. Не должен, — отрезал Юра.

Леня Финько, о долге которого я напрочь забыл и вспомнил только нынче ночью, отказываться от того не стал, но вернуть его мне отказался.

— Ты что же, не видишь, что происходит? — убито проговорил он. — Дефолт в стране! Рубль летит вниз, уже в четыре раза подешевел, и еще будет.

— И что? — не понял я.

— Что-что! Банк «Столичный», слыхал о таком? Заморозил вклады, а у меня все деньги там! Мне сейчас батон хлеба купить не на что!

Поверить в то, что при Лениной осмотрительности он сидит без копейки в кармане, было невозможно.

— Леня, — попробовал я надавить на него, — ты мне эти деньги давно должен был отдать. Сам, без моих напоминаний.

— А чего ж ты не требовал? — вопросил Леня.

В возврате долга мне отказал даже Николай. Вернее, он отказал во всей сумме, сказав, что может вернуть сейчас двести, двести ему — тоже в напряг, но он постарается.

— Ты же не предупредил… неожиданно, — пробормотал он. — Где я возьму… — И спросил: — Что, каток накатил?

— Накатил, Николай, — я всегда называл его полным именем.

Он помолчал. И я молчал тоже.

— Саня, ну прости мерзавца, — возобновил он свое бормотание. — Я помню, я тебе обещал, как будет нужно, перезанять, под проценты…

— Ну так что?! — перебил я Николая. — Под любые проценты, под любые! Тыщу, две, три, десять! А я отдам, ты меня знаешь!

— Да ну ты что, ты не понимаешь, что говоришь. — В голосе Николая не было и следа его сдержанной ироничности, той насмешливой отстраненности от жизненной суеты, что так привлекала меня в нем. Казалось, каток накатил на него, не на меня, и он уже был не ковриком под ноги, а половой тряпкой. Где мне занять, у кого? Сейчас же дефолт, вообще никто никому копейки в долг не дает.

Вот когда впервые за последние сутки меня продрало ознобом настоящего страха. Уж если оставил меня наедине с этими зверьми Николай… Стас, истлевающий в могиле на кладбище под Саратовом, дотянулся до меня своей мертвой рукой и, взяв в нее мою, позвал к себе.

Из всех моих должников деньги мне вернули лишь четверо — из тех, кто был должен по мелочевке.

У Бори Сороки я надеялся к его долгу получить и взаймы. Но Николай был прав, говоря, что никто никому: Боря мне отказал:

— Пардон! Никаких возможностей! Такой с этим дефолтом обвал в рекламных делах — нельзя было себе и представить. Может быть, вообще придется ликвидироваться.

В отчаянии, прямо из Бориного офиса я позвонил Ире. У нее, я понимал, особых денег занять не удастся, но она могла попросить у отца.

Ира не только отказалась говорить с отцом, она отказалась одолжить мне хотя бы сотню-другую. Зато неожиданно я получил от нее номер отцовского мобильного телефона.

— Позвони, попытай у него удачи сам, — напутствовала она меня.