Я прослушал три вещи и, остановив плейер, освободил себя от наушников. Мне все было ясно. Бочаргин драл у «Кинг кримсон» без стеснения и жалости. Почему мы и были похожи. Но я-то совпал с «кингами», абсолютно не зная их, а Бочаргин не мог их не знать. И как я совпал – манерой: приемами, модуляциями, ходом аранжировки. Я совпал с ними в стиле, вот как. А Бочаргин просто драл у них. Драл и раскрашивал под свое.
Чего Юра не мог не видеть. Прекрасно видел. Почему его так и ломало давать мне диск. Но вот почему он решил свести меня с Бочаргиным? Какой смысл виделся ему в нашем знакомстве?
Сколько, однако, я ни задавал себе этот вопрос, ответа на него я не видел. И, возвращая Юре диск Бочаргина, не стал ничего говорить о нем. В смысле, о своем впечатлении. Отдал и отдал. И он, взяв его, не спросил, как бы то было естественно: «Ну что?» Взял и взял. Я отдал, он взял – и все. Словно мы молчаливо и согласно договорились не поднимать щекотливой темы.
Временами, правда, этот вопрос – зачем? – начинал вновь донимать меня, я вновь и вновь прокручивал мысленно возможные варианты объяснения Юриного поведения – и не мог ничего объяснить себе. Я не знал – а и откуда было мне знать? разве кому-то дано такое? – что все основные узлы моей жизни уже завязаны, будут теперь только затягиваться еще туже, и Бочаргин – один из них.
Летом того года я легализовал свое пребывание в Москве, поступив в университет. Название его было звучно и торжественно, но ровным счетом ничего не значило. Он вполне мог называться Открытым, Свободным, Общественным и так далее – любым словом из бывших тогда в моде. Это был один из тех во множестве возникших в ту пору университетов, которые учили чему-нибудь и как-нибудь, всему понемногу и ничему в особенности, и главное достоинство которых было в том, что они давали отсрочку от армии сильной половине человечества, а также имели платные отделения, куда можно было поступить без экзаменов. Я не нуждался ни в том, ни в другом, сдав вступительные экзамены между прочими своими делами и набрав более чем проходной балл, но все же мне нужно было ублаготворить родителей – раз, а кроме того, несмотря на уверения Конёва, что все дипломы о высшем образовании не стоят теперь и гроша, во мне за прошедший год вызрело подозрение, что диплом – своего рода защита (от слова «щит») и, хотя бы в таком качестве, он может в жизни понадобиться – это два. Единственно что я выбрал для учебы университет, в котором не требовалось учиться. Не требовалось ходить на лекции, писать курсовые, сдавать экзамены в конце семестра. За все была установлена твердая такса (только, в отличие от платного отделения, неофициально), и, если ты неукоснительно держался этих негласных правил, никаких проблем не возникало. Я наезжал в университет по мере необходимости опускать денежку в таксометр, тот с исправностью хорошо отлаженного механизма принимал ее – и в зачетке появлялась нужная запись. Нет, кое-какие экзамены я все же сдавал и за пять лет, которые числился студентом, сочинил несколько курсовых, что стало особенно просто с появлением Интернета, – но, видимо, то были какие-то особые случаи. Я говорю «видимо», потому что не помню причин, заставивших меня сдавать и писать. Как не помню вообще ничего, что связано с этой моей «учебой». И если бы сейчас среди вороха своих документов не имел синего картонного складня с вытисненным на нем словом «Диплом», я бы не был уверен, что числился где-то студентом, да еще дневного отделения. Университет не дал мне ничего в той же мере, как и не внес никаких изменений в мою жизнь.