Солнце сияло

Члену британского парламента (если то действительно был его член) нужны были сведения о технической оснащенности компании, численности сотрудников, зарплатах – и все это мне удалось выяснить. Я даже не ожидал, что дело окажется столь простым. Неделя разговоров в буфете Стакана – и всех трудов. Я думал, о чем не удастся получить сведений – так о зарплате, но удалось и о зарплате. У кого язык был замкнут на ключ, а у кого и без всяких тормозов.

– Благодарю вас, – произнес член парламента – слова, которые я понял и без перевода, – аккуратно вложил листы обратно в папку, защелкнул ее и, вытащив следом из кармана конверт, протянул его мне.

– Твой гонорар. Можешь пересчитать, – перевел мой друг пресс-атташе.

Я не сомневался, что пересчитывать нет нужды. Но руки у меня, словно сами собой, открыли конверт, вытащили оттуда кучу стодолларовых Франклинов и показательно, с ра-пидной замедленностью перебрали все портреты, один за другим – все десять.

– Да это тут ничего такого, это все нормально, – еще я пересчитывал деньги, посмеиваясь, скороговоркой посыпал бывший отличник философского факультета, увидев, должно быть, на моем лице что-то такое, что заставило его встревожиться. – Это Майкл от инвесторов. Компания же частная, акционируется, а они собираются покупать ее акции и, естественно, хотят иметь представление, насколько она твердо стоит на ногах. Частная же компания, все нормально!

Может быть, он говорил чистую правду и был прав – действительно ничего такого, все нормально, – не хочу судить: судейская мантия – наряд не для моих плеч. Но и сейчас, думая о том, как бы я поступил, знай, кому нужны мои сведения, я не уверен, что стал бы собирать их. Пусть и за деньги. Пусть даже это были бы вдвое, втрое большие деньги.

И долго же мне после при воспоминании о всей этой истории становилось погано на сердце. Ох, долго. Ох, погано. И нашим отношениям с бывшим отличником пришел на том конец. Я просто не мог его видеть. Некоторое время он мне звонил, потом перестал. А я с той поры опасаюсь людей с выдающимися носами. Конечно, мне известно, с чем молва прежде всего связывает у мужиков величину носа, но у меня, в свою очередь, прежде всего другие ассоциации.

Занятый своей жизнью, я довольно плохо видел и понимал, что происходит вокруг. Мне было не до того. Слишком уж трепал и полоскал меня ветер личной судьбы. Слишком часто он дул с ураганной силой. Буду честным, я не осознал по-настоящему, что произошло, и после событий первых дней октября, когда пушки танков, стоявших красивым (каким-то парадным!) косым рядом на широком мосту через Москву-реку, садили боевыми снарядами по Белому дому, расстреливая Верховный совет. Хотя за день до этого сам полежал под обстрелом неподалеку от родного Стакана. Группа, выделенная мне для съемок очередного интервью (с Николаем при камере – я старался, если возможно, работать с ним), возвращалась в родное стойло, по времени было совсем не поздно, но октябрь – сумерки уже неукротимо перетекали в ночной аспид, и еще с проспекта Мира, вскоре после «Алексеевской» (остававшейся пока «Щербаковской»), выехав к простору Звездного бульвара, мы увидели празднично расчерчивающие густо синеющее небо красные нити трассеров. Они поднимались из-за крыш домов пересекающимися наклонными строчками, простегивали собой синее полотно воздуха, устремляясь к зениту, и так это было живописно! О, салют в нашу честь, запомнилось мне, проговорил звуковик, пригибаясь и выворачивая голову, чтобы срез окна не мешал ему наблюдать феерию пошива некоего невиданного гигантского одеяния.

Никто из нас не сообразил, что происходит. Мы свернули с проспекта, промахнули мимо акулье-стеклянного оскала кинотеатра «Космос» на холме слева по ходу, заложили вираж перед трамвайными путями, вылетая на Королева, и лишь тут, когда сквозь звук ревущего мотора прорвались бухающие звуки выстрелов, до нас стало доходить, что вокруг творится нечто не просто необычное, но страшное. Однако по инерции мы домчали почти до самого телецентра, и водитель наш бросил ногу на педаль тормоза, только когда одна, а затем и другая из красных нитей вдруг устремились прямо на нас, пролетая над головами, показалось, в каком-нибудь метре. То вокруг зеркального куба Стакана носились, бессмысленно поливая вокруг себя свинцом, непонятно что и от кого защищающие бронетранспортеры.