Солнце заходит...

У нас с ним нашлось о чем поговорить. Сначала я удивился, узнав, что Атабан назвал своего младшего внука Эллингером в мою честь. Я рассказываю об этом умышленно, чтобы этот факт не послужил поводом к незаслуженным намекам насчет маленьких эллингеров среди ифугао.

Атабан созвал стариков и сказал, что после его смерти старейшиной и предводителем племени стану я. Все они должны будут слушаться меня, как до сих пор слушались Атабана. Мне полагалось построить себе дом в деревне и жить на старости лет в нем. Атабан дал мне участок рядом со своим домом, но несколько в стороне от других построек.

Так мы расстались с Атабаном и больше никогда не виделись. Через три года я снова пришел в Пуитан, но Атабана уже не было в живых. Когда я шел знакомой дорогой, мне встретился католический священник и, торжествуя, рассказал, что мой старый друг умер как христианин.

— Я крестил его на смертном одре, — сказал пастор.

Он посмотрел на меня с удивлением, когда я улыбнулся при мысли, что немного воды должно было оказать какое-то действие на добрую «языческую» душу. Еще долго племя Атабана будет призывать его каждый раз во время жертвоприношения, обращаясь к небесным силам с просьбой защитить от нужды, болезни и смерти.

Меня встретил не очень симпатичный зять Атабана, который позаботился о крещении старика. Он передал слова своего тестя, сказанные им перед смертью. Атабан верил, что его белый брат придет к нему на могилу. И я это сделал. Могила находилась на отведенном мне участке. Она представляла собой специально построенный маленький домик, очень напоминавший тот, в котором он жил, но значительно меньше. Он сидел прислоненный к стене, с палкой, на которую подбородком опиралась его усталая голова. Дверь была закрыта. Там он должен сидеть несколько лет, пока не останутся от него одни кости и череп не повиснет на конце палки. Тогда дверь откроют, вытащат кости, вымоют, завернут в нарядную ткань и повесят на стену. Таким образом он останется со своими потомками.

У меня было много друзей среди филиппинцев из различных племен и исповедовавших разные религии, но никого я так не любил, как старого Атабана, бесстрашного охотника за черепами.

ТАНЦЫ ИФУГАО

Когда совершалось жертвоприношение большого черного поросенка — необходимо было избавить Атабана от болезней и страданий в старости, — двое пожилых мужчин танцевали в экстазе вокруг связанного жертвенного животного. Женщины участия в танце не принимали. Они танцуют только во время самых больших религиозных праздников, когда в жертву приносят по меньшей мере трех свиней или буйвола. Мне удалось упросить совсем молоденьких девушку и юношу показать танцы ифугао. В Пуитане существует два танца, а в Батаде и других деревнях только один. Но и этот единственный танец исполняется в разных местах по-разному. Общим является то, что, как и в Бонтоке, музыканты участия в танцах не принимают. Они сидят небольшой группой перед танцующими, стоящими рядами. Гонгов бывает не меньше трех, один «мужской» и два «женских», но может быть больше как тех, так и других. Получается своего рода двухголосная музыка.

Танцующие медленно передвигаются вперед и назад, одна рука у них вытянута на уровне плеча, другая — согнута в локте и опущена вниз, пальцы прямые, кисти рук образуют тупой угол с предплечьем. Движения рук напоминают взмахи крыльев птицы. Второй танец Пуитана исполняется только на свадьбах. Ритм и движения его быстрее. Танцуют этот танец двое: мужчина делает вид, что ухаживает, а женщина притворяется, что не замечает этого. Она, как все филиппинские женщины, очень застенчива. Молодой девушке неприлично проявлять свои чувства, а поцелуй — нечто вообще немыслимое.

Чтобы получить представление об интеллектуальном уровне ифугао, я составил словарь их языка, причем меня особенно интересовали понятия, для которых у них не имелось слов. На языке ифугао нет, например, таких слов, как поцелуй или целовать. Они и не знают, что значит целовать. У них вообще отсутствует этот обычай. Все студентки предпочитали, чтобы женихи даже не целовали их до свадьбы, не говоря уже о более интимных отношениях. Такие ответы вполне соответствуют старым традициям. Например, в довольно современном кафе на главной улице Манилы, которое больше всего посещает молодежь, висит в рамке объявление:

«Предостережение молодым парам:

Влюбленные и обрученные, здесь целоваться запрещено. Иначе может произойти публичный скандал. Целоваться — проступок, за который могут арестовать. Мы заботимся о вас».

Истины ради, следует добавить, что имеются места, где молодые филиппинцы без особых затруднений могут перенять кое-что из западной культуры. Но все должно происходить втайне, что, по-видимому, делает это особенно заманчивым. Увидеть в филиппинском фильме целующихся влюбленных — немыслимо.

Однажды я пригласил американскую студентку на лекцию по социологии и предоставил возможность моим студенткам задать ей несколько вопросов. Одна маленькая храбрая филиппинка спросила:

— Вас когда-нибудь целовали?

Американка посмотрела на меня с очаровательной улыбкой: