— И, надо сказать, у него неплохо получается. — Ирония в интонациях, а я залюбовалась красотой рук, когда он на перекрестке поворачивал машину в сторону улицы, ведущей к моему дому. И добивал меня, — либо я человек с высокой моральной гибкостью и низкой социальной ответственностью.
— Шар заберу из ремонта, смогу сказать точно. — Заставила себя смотреть не на его руки, тем более не его профиль, разглядывая бутылку в подстаканнике в консоли между нами. — Гэнгста Арс, это не тот брат, которого посадили за жестокое обращение с животными?
— Техническая профессия. — Ни к селу ни к городу произнес он, немало меня озадачив.
— Что?
— Экстрасенс получал образование в области технических профессий. — Уверенно сделал заключение он, неторопливо перестраиваясь в крайнюю правую, когда повернул на мою улицу. — Там важны логика и наблюдательность, правильное структурирование и применение полученной информации.
— Просто я хороший экстрасенс. — Неопределенно пожала плечом, усмехнувшись, почувствовав его взгляд.
— Либо опытный юрист. Но я все же склоняюсь к технической области. — Снова удивил он.
Немного поразмыслив, все же признала:
— Несостоявшийся юрист.
— Жаль, вас там ждало большое будущее. — Ненамеренно ударил по тому, что сейчас, спустя время, вызывало улыбку, а несколько лет назад едва не порвало натянутые нервы. — Некоторым злодеям определенно повезло, что юрист не состоялся. К сожалению.
— Мой папа с вами согласен по поводу будущего. — Хмыкнула я, вспоминая тот самый эпизод. Едва не порвавший нервы.
— В духе: это такая серьезная профессия, а ты, чадо неразумное, все без зазрений совести про… фукало?
Оценила автозамену. Вообще речь у него занимательная. И не только речь.
— Что-то вроде, — неопределенно махнула рукой, не желая углубляться в этом направлении. Не первый мой конфликт с папой, просто самый болезненный.
Их, этих конфликтов, никогда не было много. Тут как нельзя кстати подходит устоявшееся выражение про редко, но метко. Я любила папу. Очень сильно. Для меня он был примером мужского поведения и образцом человеческого достоинства. Я уважала его безусловно. Даже почитала. Вся проблема была в том, что высший разум, который по некоторым убеждениям создает людей, явно ради прикола впихнул в меня несколько прекрасных черт характера папы. Вот этому высшему существу с дурацким чувством юмора наверняка было смешно, а нам с папой не всегда.
Когда я на третьем курсе университета поняла, что мне не нужна эта профессия и забрала свои документы, это ожидаемо вызвало у папы негативную реакцию. Я была убеждена в своей правоте и твердо стояла на своем, но эту войну я проигрывала всухую и уходила в глухую оборону, будучи уже далеко неуверенной, что поступила не опрометчиво. И тогда подключились миротворческие силы. Как известно, миротворцы это такая мощь, которая способна отвесить люлей обоим противоборствующим сторонам, поэтому, собственно и выступает в качестве миротворца. В нашей семье миротворцем была мама. Внимательно посмотревшая на злого папу, не отрывавшего пристального взгляда от меня, впервые с позором пытающуюся ретироваться с поля брани, но задержанную на пороге дома разозлившимся миротворцем. Миротворец, удерживая за локоть меня, с каменным лицом глядящую себе под ноги, ровно позвал папу:
— Андрей, — он медленно и глубоко вдохнул, и перевел взгляд на нее, спустя паузу вкрадчиво поинтересовавшуюся, — тебе что важнее: чтобы твоя дочь, которой претит юриспруденция, стала одной из тех теток, которые ходят на работу как на каторгу и в которых люди впоследствии плюются, или чтобы она была счастлива, занимаясь любимым делом? Тебе что важнее, Андрей? Что ты ей тычешь этой совковщиной — на кого училась туда и иди работать. И будет она такой же как эти бабищи в поликлиниках и инстанциях, которые работу ненавидят, людей ненавидят и себя заодно. Зато все такие образованные да сотню лет работающие.
— А то она у нас сидела бы где-то в райотделе и бумажки за пятнадцать рублей в месяц перебирала, да? Ты тоже чушь не пори. — Папа перевел взгляд с нее на меня, сжавшую челюсть, при последующих его словах, — столько лет учиться, чтобы…
Но его прервала мама, негромко и твердо произнесшая:
— Чтобы понять, что по любви там работать тяжело, а без любви и вовсе делать нечего. И иметь смелость не превращаться в обрюзгшего бульдога, ненавидящего свою работу, но ведь образование и папины связи же!
— Всё сказала, образованная ты моя? — без эмоций осведомился папа у нее, предупреждающе глядя, что, в принципе, уже не обещало ничего хорошего.
— Могу еще добавить. — Раздраженно процедила мама. И с учетом того, что у папы тоже не было высшего образования, довольно жестко поддела его, — хочешь, кандидат неебических наук?
Происходящее грозило перерасти в изнуряющее и опустошающее столкновение, что добило бы меня окончательно.
— Пожалуйста, хватит. — Тихо попросила. Голос дрогнул, слезы не полились, только благодаря тому, что не моргала глядя в пол.
Тянущиеся секунды предгрозовой тишины и не без эха разочарования от папы: