Читаем Солоневич полностью

«Интеллигенты пришли ко мне с сенсационной новостью: вы знаете, Мельский снова получил немецкие деньги и выпускает свой „Вестник“. Немецкие деньги Мельский действительно получил — из ломбарда. Приезжаю в Берлин и захожу в заваленную бумагами комнатушку — канцелярию РНСД, кабинет Мельского. Нужно перестукать на немецкой машинке двадцать страниц некоего документа. Машинки нет. Где она? Пошла в ломбард вместе с часами и костюмом. На полученные немецкие деньги выпущен очередной номер „Вестника“. Когда номер разойдётся, машинка и часы будут выкуплены».

Отношения с Мельским не прерывались до осени 1941 года, то есть до ссылки Солоневича в Померанию. Всё это время «доброхоты» из эмиграции, отнюдь не агентура НКВД, пытались рассорить их. В июле 1939 года Солоневич писал об этих попытках:

«Я живу в Германии полтора года. Полтора года подряд мне упорно и настойчиво, с видом самого дружеского расположения и желанием „по-дружески предупредить“, говорят самую несустветимую дрянь о моих соратниках по фронту, А. В. Туркуле и А. В. Мельском. Я это пишу, в частности, для того, чтобы под всякими дальнейшими разговорами, по крайней мере со мной, поставить, наконец, точку…»

В июне 1939 года в газете «Штюрмер»[154] появилась статья «Жидовский наймит», направленная против Солоневича. «Штюрмер» выходил тиражом в миллион экземпляров, ему покровительствовало национал-социалистическое партийное руководство. Чтение «Штюрмера» для многих нацистов, озабоченных карьерным ростом, было чем-то вроде демонстрации идеологической зрелости.

Русским эмигрантам вновь было о чём поговорить и злорадно посплетничать: самая антисемитская газета рейха обвинила крайне правого деятеля эмиграции, националиста, монархиста и вождя «штабс-капитанов», в том, что он своей подозрительной деятельностью «льёт воду» на мельницу евреев.

Кое-кто захотел воспользоваться этой статьёй, чтобы окончательно рассорить Солоневича с Мельским. Иван так рассказал об этом:

— Вот приходят ко мне трое представителей интеллигенции… по поводу статьи в «Штюрмере».

— Вы знаете, кто статью написал? — Это Мельский!

О том, что Мельский написал эту статью, уже получены сообщения из Праги, Белграда и Парижа — значит, действует какая-то всеэмигрантская организация клеветы. Симпатичным интеллигентам я говорю:

— Послушайте, Мельский пишет в «Нашей газете», Мельский шлёт ей свои приветствия, Мельский работает для «Белой Библиотеки». И вот тот же Мельский будет публично расписываться в том, что он работает в газете врага Германии и еврейского наймита?

Иван сумел выяснить, кто же на самом деле является автором статьи. Оказалось, что сочинил её директор газеты Карл Гольц, ближайший сотрудник Ю. Штрайхера, владельца газеты, влиятельного деятеля нацистской партии во Франконии, близкого соратника Гитлера. Солоневич направил в «Штюрмер» протестующее письмо, в котором подчеркнул, что вся его публицистическая работа носит антисоветский, антисталинский, антикоминтерновский характер и не имеет каких-либо других скрытых целей и тенденций. «Штюрмер» это письмо не опубликовал, потому что Штрайхера не интересовали эмоции какого-то там русского с «очень подозрительной фамилией».

Настаивать на публикации опровержения Солоневич не стал, понимая, что шансов на успех не имеет. Штрайхер был известен как нацистский фанатик, садист, не расстававшийся с хлыстом, которым не раз «поучал» чем-то ему не угодивших сотрудников. От Мельского Иван узнал, что Геббельс однажды ходатайствовал перед Гитлером о закрытии «порнографического» издания Штрайхера, мотивируя это тем, что газета наносит громадный ущерб «положительному образу» Германии за рубежом. Гитлер с Геббельсом не согласился, полагая, что, несмотря на все идеологические недостатки «Штюрмера», газета выполняет позитивную роль, разоблачая «деструктивную роль евреев» в истории Германии.

Мельский советовал Ивану проигнорировать фальшивку Гольца, который даже среди немецких журналистов был чем-то вроде изгоя. Многие не подавали ему руки из чувства брезгливости, считая его сексуальным извращенцем, выплёскивающим свои тайные пороки на страницы «Штюрмера». Однако совсем забыть об истории с «Жидовским наймитом» Солоневич не смог. Камень, брошенный в него Гольцем, не означал ли, что пора убираться из рейха? Своими сомнениями Иван поделился с сыном. Юра сказал, что уезжать, видимо, придётся, но куда именно — это ещё вопрос. Кто примет? Какая страна? После долгой дискуссии остановились на Соединённых Штатах, где действовала организация «штабс-капитанов» и где издаваемая Иваном газета пользовалась большим успехом. Инга с их решением согласилась, сказав, что уезжать надо скорее, пока не разразилась война. В американском консульстве выяснилось, что процедура получения виз на постоянное проживание в стране потребует многих усилий, полна бюрократических препон и не столь быстрая, как хотелось бы Солоневичам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное