— Хорошо придумал! — усмехнулся Сергей Николаевич, но как-то безрадостно, почти злобно. — Значит, ты у нас третья семья?
— У меня жена и двое детей.
— Хорошо, что напомнил. Только я их тут не вижу. Может, ты их по карманам жилетки попрятал? Хотя постой. На твою Надю целого рюкзака не хватило бы.
— Серёжа! — Марина Викторовна не ожидала от мужа такой грубости.
— Ну знаешь… — Тюрин сам удивился словам друга.
— Ладно, прости, — Сергей Николаевич отмахнулся от профессора. — Просто ты неудачно пошутил.
— Я не шутил.
— Здрасьте, приехали. Почему это мы должны делить золото, учитывая твою Надю и твоих детишек? Если что, тебя вообще в экспедицию не приглашали. Сам напросился. Я тебе предлагал только написать комментарий для статьи.
— Ну знаешь! — в отчаянии Тюрин схватился за один из своих кармашков, будто в нём лежал какой-то особенно важный аргумент, о котором профессор успел позабыть. В действительности там был лишь носовой платок, и профессор принялся им тереть вспотевшую под панамой лысину.
— А что, не так? Я просил тебя помочь. А ты убежал, даже не попрощавшись. Да и толку от тебя в экспедиции не было. Только плетёшься в самом конце.
— От меня тоже толку нет? — сурово спросила Марина Викторовна.
Она видела, как до онемения разозлился Тюрин, положила ему на плечо руку, чтобы успокоить его.
— При чём тут ты? — Сергей Николаевич закатил глаза.
— Действительно, при чём? Только мешаюсь и в хвосте плетусь.
— Марин, перестань. Ты, вон, кашу варила. Брюки мне зашивала…
— Так вот, значит, кто я. Кухарка и швея? Твоя личная обслуга?
— Оригинально, правда? — прошептал Тюрин.
— Ой, прекрати! Ты знаешь, я не это имел в виду. Устроили тут цирк, — огрызнулся Сергей Николаевич.
— Цирк устроил ты. Тебя послушать, так в экспедиции все только мешали тебе…
— Я этого не говорил.
— …А ты и без нас обошёлся бы. Вот бы и шёл один. Со своим чудесным егерем в обнимку.
— Марин…
— Кошмар какой-то, — Марина Викторовна остановилась.
Дрожа от негодования, хотела сказать что-то ещё, но вместо этого расплакалась. Слёзы быстро, напористо потекли по её щекам, однако лицо оставалось расслабленным. Взгляд притупился. Марина Викторовна стояла на месте и чуть покачивалась. Тюрин, не ожидавший такой реакции, заторопился вперёд. Сергей Николаевич остался утешать жену.
— Ну перестань. Прости. Это от усталости. Просто мы все устали. Без коней идти сложно. Да и… Перестань. Осталось не так много.
— Думать надо, — прошептала Марина Викторовна и, теперь уже заплакав всем лицом, прильнула к мужу.
— Да, думать надо головным мозгом. А я дурак.
— Ты не дурак, — всхлипывая, отозвалась Марина Викторовна. — Ты хороший. Только иногда говоришь не подумав.
Помирившись, Переваловы догнали остальных.
Тем временем степь сменилась смешанным лесом. Первые километры идти по нему было приятно, но потом между деревьев появился подлесок. Теперь путников терзали колючие плети шиповника — заросли из длинных высоких веток, покрытых тоненькими крепкими иголками. Они прокалывали штаны и куртку. Впивались в кожу, царапались. От них было не укрыться. Грязное, потное, а теперь ещё ошпаренное шиповником тело начинало зудеть. Чесалось всё, даже голова. Артём долго сдерживался, знал, что расчёсанное место будет зудеть ещё сильнее, но в конце концов срывался, чесался и тут уж вкладывал всю страсть — выскрёбывал себя до крови и в эти секунды жмурился от наслаждения. Под отросшие ногти, кроме привычной грязи, набивались очёски собственной кожи. Растревоженное место болело, его разъедал пот. Хотелось опять расчесать его — теперь до мяса, до кости.
— Вот, — на дневном привале мама сплюнула на ладонь зелёную кашицу.
— Что это?
— Тысячелистник. Смажь, где расчесал, будет полегче.
— Спасибо, — юноша без всякой брезгливости принялся бережно смазывать ранки.
— Интересно, Нагибины идут по нашему следу? — вздохнула мама.
— Не знаю. Может, идут.
— Тебя это не пугает?
— А чего тут бояться?
— То есть как — чего? — усмехнулась Марина Викторовна, подозревая, что сын не совсем понимает опасность их положения.
— Помнишь, на последнем дне рождения бабушка пела частушки?
— Помню… — мама не ожидала, что сын заговорит об этом.
— Мне запомнилась одна. «Жить будем, гулять будем. Смерть придёт — помирать будем».
— Да, папе эта частушка тоже нравилась…
— Так и тут. Когда придёт время, будем умирать, а сейчас об этом можно забыть.
— А если смерть придёт уже сегодня?
— Это вряд ли. Фёдор Кузьмич умный. Понимает, что мы идём по приметам. Не станет нам мешать. Может, Нагибины давно вышли на след и даже видят нас — стерегут с какой-нибудь скалы. Только нападать не будут. Подождут, пока мы отыщем последнюю примету.
Марина Викторовна с подозрением посмотрела на видневшиеся вдали скалы, будто могла разглядеть там кого-то из преследователей.
— Фёдор Кузьмич понимает: если напасть, можно всего лишиться. Лучше выждать. Он наверняка догадался, что у нас сохранились приметы.
— А ты изменился, — Марина Викторовна с интересом смотрела на сына.
— Скорее заново родился, — усмехнулся Артём.
— Это как?