Соловьи

— Брамс, Шопен, Аренский, даже Чайковский по-настоящему не мыслимы без свечей, — говорил он Ане. — Одно дело — концертный зал. При Людовиках всяких и концерты-то давались в полный свет. Там роскошный зал был, наряды. Там свет был нужен. А когда ты одна или возле тебя я да двое-трое еще своих, тогда свечи нужны. Как ты алябьевского «Соловья» исполнишь здесь при люстре? Или «Тройку» Чайковского, когда она, может быть, при свечах и была написана? Есть такие вещи, которые свечей требуют, уюта, может быть, лунного света и теплой кафельной печки позади тебя. Все эти вещи помогали создавать «Соловья» и «Тройку». Может быть, тут особенно нужны свечи, чтобы как следует понять и Брамса и Шопена.

Старик Василий Васильич Тенин был лесничий старой школы, хорошо помнивший и знавший старого ученого академика Лукачева, воспитавшего не одну плеяду отличных лесничих. «Лесничий — это инженер леса» — всегда помнил он наставление своего учителя. Тенин также был личным врагом и недоброжелателем одного ученого новой школы, полагавшего, что лес можно вырастить где угодно и какой угодно, лишь только бы желание было на это. Фамилия его была Теребещенко, и он не любил этой фамилии. Этот Теребещенко был нов взглядами на природу леса и его назначение. По его учению, выходило, что для возобновления леса или его посадки важен больше всего фактор подбора пород для определенных местностей и определенных рельефов, гидрологический режим и больше ничего. Его учение почти никогда не подтверждалось успешно практикой, однако усиленно в определенных кругах лесоводов проталкивалось в жизнь. Так получилось, когда возник вопрос о посадке гигантских лесных полос на востоке страны, между тем успех этой работы оказался сомнительным.

Учитель Тенина требовал для возобновления леса сохранения всей той среды, где произрастает тот или иной древесный вид, знания и учета экологии леса и еще множества факторов, при сохранении которых лес и сохраняется и возобновляется лучше всего. Тенин был на стороне своего учителя и в своем лесничестве вел дело так, чтобы можно было оправдать глубокую и умную науку Лукачева и работать в большом этом хозяйстве с наименьшей затратой средств.

Он не позволял вырубать лес целыми массивами, как это делалось во многих лесничествах области, не разрешал в лесах и на вырубках пастьбу скота. Он всегда говорил, что «клешнятое племя», как он называл всегда коров, способно за короткое время так уплотнить лесную почву и почву вырубок, что вырубки перейдут скоро в стадию редин и превратятся в полупустыри, а лес без подседа перейдет в оголенную «борови́ну», годную только на свод. Потом на таких пустошах лес бывает возобновить естественным путем трудно, а зачастую и невозможно, а саженого леса, всегда менее продуктивного, он не любил.

Из-за того, что запрещал он пастьбу скота в лесах Завьяловского лесничества, у него были постоянные сшибки с районными и сельскими различными организациями и колхозами, приводившие его в злое уныние. Но почти всегда из этих сшибок он выходил победителем. Дед Козухин говорил про Тенина:

— Если бы не он, то один наш колхоз вытоптал бы за два года все леса вкруг. А Тенин воздух нам бережет, корма на поле искать учит. Для него лес — не бес, для него он — наше ды́хало.

Раз Тенин спросил Романова:

— Ты председатель колхоза. Если бы тебе весь этот лес отдали, что бы ты с ним делать стал?

— Я бы из него заново весь колхоз построил, — отвечал с хитрецой Маркел Дормидонтыч.

— А если бы ты был лесничим в этих лесах, как тогда поступил бы?

— Я не дал бы рубить леса, — вновь с хитрецой отвечал Романов и добавил: — Лес и поле всегда рядом жили. Поле слушает, лес видит. Ты видишь, конечно, что я к тебе всегда забраться хочу, Я полевик, мужичок-полевичок. А ты леший самый настоящий, лесу хозяин. А ведь никогда у полевика с лешим дружбы не было. Вот ведь оно еще откуда все это идет! Полевика с лешим подружить позабыли.

Тенин посмеялся речи Романова, но то, что он сказал, он всегда знал, что это так и было. Было! А должно ли быть? Он не понимал этой искусственной разобщенности сил природы и всегда хотел разумного единства ее.

В остальном же Тенин был типичным интеллигентом. Носил он всегда шляпу, густые, табачного цвета усы, ездил на объезды и по лесникам или верхом, или в высокой тележке. Больше всего он любил весну и осень в своем лесу, лето же его утомляло. В комариную пору любил он сидеть на крылечке старого большого дома своего, слушать соловьев и вдыхать ароматный запах жаровни, в которую подкладывал лосиные катышки, собранные по весне на зимних тырлах лосей. Эти сгоравшие в жаровне шарики зимнего лосиного навоза пахли амброй, какими-то давно забытыми старинными духами и молодостью, проведенной под Воронежем и в самом Воронеже, где учился он в прославленном лесном институте.