Солженицын и действительность

Не менее важно правильно понимать термин «революция».[57] Статьи о революции в учебниках и справочниках не основаны на универсальных законах природы и ограничиваются характеристикой явлений весьма различного происхождения. Осуждение любой революции разрешает существование диктатур и деспотий. Освободительные революции будут необходимы, пока хоть один народ на земле будет находиться в рабстве. Переворот 1917 года в России, который Солженицын по установившейся традиции тоже величает революцией, преследовал цели, не имеющие ничего общего с интересами населения. Народная революция в СССР в наши дни спасет человечество. Солженицын осуждает революцию, следовательно, он против подлинной освободительной борьбы с тоталитарным режимом. Легко представить реакцию на речь Солженицына против революции во время потопленных в крови восстаний в лагерях Экибастуза, Воркуты, Норильска, Джезказгана, Караганды, Чибию, Оркутана, в городах Новочеркасске, Темир-Тау, Александрове, Днепродзержинске, Муроме, Нижнем Тагиле и других, оставшихся безвестными. За железным занавесом мысли Солженицына о революции могут смутить только сломленных и неустойчивых. Друзья по тюремным нарам обругают и высмеют. Но хуже, когда Солженицын обращается к мировой общественности. В этом случае следует выкинуть из речей всё, что может послужить торжеству зла на земле.

Но Солженицыну следует отказаться от найденных средств борьбы с тоталитаризмом и заменить их феноменом, «который предстоит ещё открыть, разглядеть и осуществить». Непродуманное предложение Солженицына уводит от борьбы с режимом в СССР.

Глава 6

Статьи в сборнике «Из-под глыб».[58]

В декабре 1974 года в сборнике «Из-под глыб» появились три статьи Солженицына: «Раскаяние и самоограничение», «Образованщина» и «На возврате дыхания». Их автор продолжает настаивать на своих ошибках, а в ряде случаев их усугубляет:

1. Солженицын успел забыть о силе «вождей», которых упрашивает в «Письме вождям». Он обращается к подневольному народу, вообразив, что наступили времена тишайшего царя Алексея Михайловича. Недаром Солженицына преследует мысль о наших раскольниках и выпавших на их долю несчастьях. Народ, по мнению Солженицына, подготовлен выслушать его проповедь о раскаянии и самоограничении. Но Солженицын подменил народ самим собой и несколькими согласными с его установками диссидентами.

2. Выход из создавшегося в стране положения Солженицын видит в раскаянии и самоограничении. У христианина в принципе не может быть возражений против этих требований. Но то, что было уместно предлагать в России до 1917 года — анахронизм после вот уже скоро 60 лет жизни в коммунистическом аду.

Подсоветским россиянам нужно не всенародно покаяться, а освободиться от режима. Покаяние пока что возможно лишь в грехах перед близкими. Если угнетённые серьёзно восприняли бы проповедь Солженицына о раскаянии и самоограничении, то они должны были бы заняться поисками своей вины в отношении «вождей» и соответственно ослабить сопротивление режиму и борьбу за своё освобождение. Зато солженицынская проповедь сослужит службу классу партийных бюрократов, и они уж извлекут максимальную для себя пользу.

Сергий Радонежский содействовал освобождению России от татар и благословил войско Дмитрия Донского на решительную битву. Уединённая жизнь в монастыре не помешала ему отлично разобраться в несчастьях нашей страны. Советы монаха не шли вразрез с нравами и понятиями той эпохи. Великий святой тоже мог предложить русскому народу жить не по лжи, каяться, заниматься самоограничением. Принятие нашими предками такого несвоевременного плана задержало бы их освобождение от татарского ига ещё лет на двести.

Триада Солженицына — не лгать, раскаиваться, самоограничивать себя вносит неразбериху и поднимает сумятицу. Новинка, в которой сам автор не разобрался, препятствует мобилизации усилий россиян.

3. «Самоограничение», о котором Солженицын начал говорить в своём телеинтервью,[59] обретает в статьях в сборнике «Из под глыб» силу руководящего указания партии. Поскольку Солженицын одновременно подчёркивает нашу вину во всём,[60] остаётся лишь прекратить борьбу за свои права. Для нашего народа, который и так со всех сторон ограничен, солженицынская рекомендация звучит, как насмешка.

Нам надо отвоевать гражданские свободы в рамках правовых норм современного мира, и лишь затем те из нас, которые начнут злоупотреблять полученной свободой, действительно должны будут себя самоограничивать, точнее подавлять в себе низкие желания.

4. В недрах народа родилась идея «революции умов», основанной на христианских принципах и использующей эффективные приемы борьбы для угнетённого населения в условиях режима. В противовес ей Солженицын ратует за «революции нравственные»… некий новый феномен человеческой истории, ещё неизвестный, ещё никем не проводимый в чётких ясных формах? Толком свою нравственную революцию он не объясняет[61] и лишь иллюстрирует свои рекомендации о неучастии во лжи, пользе раскаяния и самоограничения.