Сомнамбула

Важно: лук и хлеб до золотистой корочки, потом помидоры и перец, только потом яйца и сразу же сыр! — чтобы осталось чуть непрожареным, и вместе с тем расплавилось, и немножко запеклось, тебе понятно? Нота бене: без вина это не имеет никакого смысла. Или без пива. Могу себе представить его физиономию, заявись я с пивом. Мама: «ну ты же девочка». Что-то в этом роде.

Это грустное, грустное утро

Обязательно прилипнет к исцарапанной чугунной сковородке. Буду отдирать, и потом невнятным комом на тарелку. Что это, Бэрримор? Это то, ради чего я вышла на улицу, и слонялась по рынку, потом по набережным, мимо своего дома, мимо музыкальной школы — звуки настраиваемого инструмента, как обещание счастья. Пока мы думали, что все впереди, само обещание и было счастьем.

Ты бы сказал — банально.

Но небанальное — боковая ветка судьбы, давно обрезанная за ненадобностью. Нет ни тебя, ни меня, и на нашем месте — фантомная боль.

* * *

в голубом воздушном растворена куполе парашютабезмятежно я и тысмотрим в небопокачивается на стропахмаятник земля

довоенная мелодияиз бортового приемникахриплый голос бормочетне оставляй менятонкая струйкабежит по стеклудыхание замерзаетпадаемкружимсяпожелтевшие листовкиразбросаны над лесомстрекот вертолетав туманедальше и дальшесколько хватит сил

жить в полосе войныпадая в тайгув центр зеленого массиванетронутого на картекрестомскажи прощайтому кто покинул насв воздухена земле

* * *

Она плакала и повторяла — больше я туда не пойду. Вымазала слезами рубашку. Розовые пятна по лицу — такое бывает у рыжеволосых. Успокоившись, сразу пустилась в расчеты — чай-кофе, овощи-фрукты (она на картошке сидеть не может). Есть же, например, круглосуточные магазины. Есть ларьки и палатки. И можно ходить вдвоем.

Постановили, что все вылазки в город будут ночными. Распечатали последнюю пачку сигарет. Оказывается, она курит. Утверждается, что только в случае экзистенциальной необходимости. Я так и не понял, что это такое, несмотря на подробные объяснения про метафизический сквозняк, другую жизнь, невозможность существования в бессмысленном мире и так далее.

Мы — лишние люди, Яна. Ты же знаешь, читала. У тебя по литературе «пять».

Зачем я сказал ей — ты никогда не будешь счастлива.

Но это правда.

Владик

Надо же, и смотрел прямо в глаза. Сочувствовал.

Яна водила пальцем по стеклу, вместо заветного вензеля получались рожи. Снаружи была жара, счастье било отовсюду, до одури — липы, пчелы, мороженое. Дети искали в крапиве мяч. Женщина в цветастом сарафане несла сумки, из одной торчала свекольная ботва, из другой — батон. На ней были шлепанцы. Двое мальчишек, увидев ее, налетели, выхватили что-то из сумки и с криком «чао-какао» убежали — мяч был уже в игре.

Когда мы были маленькими, нас загоняли домой в девять вечера, а этим все можно.

Вот что было бы самым неуместным в его квартире — дети (особенно голодные).

Я прекрасно была счастлива, и неоднократно. Например… утро в университетском парке, первый день новой жизни. Шла по боковой аллее и пела что-то солнечно-наивное — here, there and everywhere — и тебя там не было.

…в поезде, держась за руки, оглушенные — «Дети, вы только что поженились?» — спросила старушка из нашего купе (оказывается, у нас есть соседи). — «Нет еще», — ответила я, и это был не ты.

…на верхнем плато Чатырдага, над невидимым побережьем, над голосами горной трассы, в восходящем потоке

бессмертник, тимьян, дикая земляника

и ночью — зимнее небо

только надо мной

но где я сама

Или вот еще.

Владик.

Ты не можешь этого помнить.

Был последний день мая, уроки почему-то отменили, а мы и не думали расходиться.

Сидели на подоконнике, пускали мыльные пузыри. В солнечных коридорах они сталкивались и исчезали, пальцы просвечивали, пахло горячим кофе и молоком, и булочками за семь копеек, за стенкой малышня вразнобой повторяла какие-то стихи. Мы были уже взрослые, конечно.

Развинтили шариковые ручки, потому что из них получались отличные трубочки для пускания пузырей. У Владика из кармана белой рубашки торчала пачка «винстона». Пять девочек из восьмого класса смотрели на него, затаив дыхание. Димка обнимал Татьяну, и это тоже было можно, потому что уроки отменили, и мы все были заодно, все.

Я наклонилась над улицей, над школьным двором и на мгновенье показалось, что солнце внизу. Увидела дикий виноград, львиные лапы, темную зелень и землю, и кто-то тронул качели, и они потихоньку

— Что ты делаешь

По-моему, он никогда в жизни не выходил из себя. Зубы ослепительные ровные, как зерна

лепестки магнолии восковые

он улыбался он кажется держал меня за талию

— Ты упадешь и все дела