Сон № 9

– Очень жаль, что дух Ямато[181] не придумал, как сделать так, чтобы эта крыша не рухнула нам на голову.

Абэ хрипло закричал:

– Твои слова позорят честь твоего мундира! Они оскорбляют твое подразделение! Будь мы на Оцусиме, я составил бы на тебя рапорт за подстрекательство! Речь идет о добре и зле! О проявлении божественной воли!

Кусакабэ ответил:

– Мы говорим о размере бомб. Я хочу потопить вражеский авианосец, но не ради тебя, лейтенант, не ради нашего подразделения, не ради благородных господ или этих клоунов в Токио, а потому, что чем меньше американских самолетов будут бомбить Японию, тем больше вероятность, что мои сестры доживут до конца этой дурацкой кровавой войны.

Правой рукой Абэ отвесил Кусакабэ две хлесткие пощечины, а левой нанес хук под подбородок. Кусакабэ пошатнулся и сказал:

– Очень убедительные доводы, лейтенант.

Гото встал между ними. Я потрясенно замер. Абэ плюнул в Кусакабэ и бросился вон из каюты, но на подводной лодке далеко не убежишь. Я намочил платок, чтобы приложить его к синяку, но Кусакабэ снова принялся за книгу, будто ничего не случилось. Он так спокоен, словно нарочно выводит Абэ из себя, чтобы тот от него отстал.

15 ноября 1944 г.

Погода: дождь и ветер, хвост тайфуна. У меня понос, но в лазарете мне дали отличное лекарство. Мы потеряли связь с «I-37», нашей братской подлодкой в этом плавании. Проверка всех систем кайтэн заняла почти весь день. После вчерашнего Абэ заговаривает с нами только в случае крайней необходимости. Кусакабэ обращается к нему с неизменной вежливостью. Под заплывшим правым глазом Кусакабэ темнеет синяк. Гото сказал подводникам, что Кусакабэ упал с койки. Я спросил Кусакабэ, в силе ли еще его предложение дать мне почитать книгу английского кабуки, и он ответил, что да, и посоветовал мне пьесу о доблестном римском воине. Вот послушай: «И по мне тоже война – лучше мира; она – ясный день, а мир – это ночь. Война живит, веселит, полна слухов и россказней. А мир – будто сон или паралич: скука, пустота, глухота, вялость. В мирное время побочных детей больше родится, чем на войне людей гибнет»[182]. Я продолжал читать, даже когда в каюту вошел Абэ. Однако западные понятия о воинской доблести меня озадачили. Этот воин, Кориолан, рассуждает о чести, но когда понимает, что римляне предали его, то вместо того, чтобы совершить харакири, выразив тем самым свое негодование, он дезертирует и сражается на стороне врага! В чем же тут честь? Сегодня после обеда мы заметили американский транспорт, идущий без конвоя, но капитану Ёкоте дан строжайший приказ не выпускать обычных торпед, пока кайтэн не выполнят свое задание. Гото заявил, что вот лично он не проболтался бы Адмиралтейству, если бы капитан Ёкота пренебрег этим указанием. «I-47» передала сообщение о двух вражеских линкорах в двадцати километрах к юго-юго-востоку, и мы дали этому транспорту уйти. Ближе к вечеру мы с Гото сделали из картона модель военного корабля и отрабатывали углы захода на цель с воображаемым перископом. Потом Гото посмотрел на меня и сказал, просто, как будто о погоде:

– Цукияма, я хочу познакомить тебя с моей женой.

На этот раз он говорил всерьез. Он женился во время нашего последнего увольнения.

– Если она захочет снова выйти замуж после моей смерти, – сказал он, больше обращаясь к себе самому, чем ко мне, – я уже дал ей свое благословение. У нее может быть другой муж, но у меня никогда не будет другой жены.

Потом Гото спросил, почему я вызвался добровольцем в силы особого назначения. Тебе может показаться странным, что мы никогда не обсуждали это на Оцусиме или даже в Наре, но тогда наши помыслы слишком были заняты «как», чтобы отвлекаться на «почему». Я ответил, и мой ответ неизменен: я верю, что проект кайтэн – именно то, для чего я рожден.

Суга неуклюже спускается:

– Привет.

– Привет. – Я закрываю дневник. – Как самочувствие?

– Голова просто раскалывается.

– У моего босса где-то есть аптечка…

– У меня иммунитет к обезболивающим. Я отмыл твой туалет. Я еще никогда не мыл туалетов. Надеюсь, что нашел нужные тряпки и все такое.

– Спасибо.

Суга чихает и некоторое время смотрит на экран. Это американский фильм – в видеосалоне в основном американские, – который я выбрал наугад, он называется «Офицер и джентльмен»[183]. По надписям на коробке я решил, что он может быть про войну в Тихом океане и про моряков, с которыми сражался мой двоюродный дед, но ошибся. Главный герой – у него физиономия страдающей крысы – застрял в лагере для новобранцев где-то в восьмидесятых.

– Что ж, – говорит Суга, – я понимаю, почему ты послал Уэно подальше. И это все, чем ты занимаешься? Целыми днями протираешь штаны перед экраном и смотришь фильмы?

– А ты целыми днями протираешь штаны перед мониторами своих компьютеров.

Суга рассматривает стеллаж с новинками:

– Видеопрокаты доживают последние дни. Скоро фильмы будут загружать из Сети, вот. В формате DCDi[184]. Технология уже существует, ждут только, когда рынок созреет. Кстати, как поживает кореяночка, которую ты выслеживал?