Сон № 9

Прогулка пешком от станции Кита-Сэндзю до «Падающей звезды» обычно проветривает мне мозги, но сейчас я не могу не думать об Аояме, который заперся в своем кабинете, целясь арбалетной стрелой в чиновника в красных подтяжках и костюме в тонкую полоску. Когда рабочий день закончился, Суга остался на вокзале, а мне хотелось побыстрее убраться. Я даже с ним не попрощался. В «Падающей звезде» Бунтаро, уплетая мороженое с австралийским орехом, не отрывает взгляда от телевизора.

– Ну ты даешь, Миякэ. Ты у нас просто предвестник катастроф.

– В каком смысле?

– Да ты глянь! В Уэно не случалось ничего подобного, пока ты не начал там работать.

Обмахиваясь бейсболкой, смотрю на экран. Камера крупным планом показывает окна кабинета Аоямы снаружи. Судя по всему, снимают из отеля «Терминус». Жалюзи закрыты. «Вокзал Уэно в осаде».

Полицейский убеждает толпу журналистов:

– О насильственном вторжении и захвате не может быть и речи.

– Внушают ему ложное чувство безопасности, – говорит Бунтаро. – Что за тип этот Аояма? Он что, совсем с катушек слетел? Или любитель работать на публику?

– Не знаю… Он просто несчастен.

А я плюнул ему в чайник.

Устало поднимаюсь по лестнице.

– Ты не будешь смотреть?

– Нет.

– Кстати. Насчет этой твоей кошки.

Я выглядываю вниз:

– Хозяин нашелся?

Бунтаро косится в телевизор.

– Нет, дружище, но, похоже, она отправилась к прародителям. Если только у нее не было близнеца. Утром еду я на своем скутере и вдруг совершенно случайно замечаю у сточной канавы напротив «Лоусонз»[50] знаешь что? Дохлую кошку! Над ней уже мухи жужжат. Черная, белые лапы и хвост, клетчатый ошейник с серебряным колокольчиком, в точности как ты описал. Приехал сюда и, как положено, исполнил свой гражданский долг – позвонил в муниципалитет, но о ней уже кто-то сообщил. В жару на улицах такому не место.

Сегодня самый ужасный день в моей жизни.

– Извини, что принес дурные вести, и вообще…

То есть второй самый ужасный.

– Подумаешь, кошка, – бормочу я.

Захожу в капсулу, сажусь и понимаю, что не хочу ничего, кроме как докурить пачку «Данхилла». Ни малейшего желания смотреть телевизор. По пути я купил лапшу в стаканчике и упаковку мятой клубники, но аппетита нет. Слушаю, как улицу заполняет вечер.

На следующее утро паром везет нас обратно, но Якусима никак не может обрести свою настоящую величину. День блещет солнцем, и это почему-то усиливает впечатление, что безграничный остров – всего лишь макет. Я высматриваю Андзю на волноломе – и, когда не нахожу, признаюсь себе, что приподнятое настроение подпорчено. Андзю – мастерица дуться, но тридцать шесть часов – это слишком, даже для моей сестры. Расстегиваю молнию спортивной сумки. Внутри поблескивает приз лучшему игроку матча. Ищу взглядом храм бога грома – и на этот раз нахожу. Пассажиры устремляются вниз по деревянным сходням, мои товарищи по команде рассаживаются по машинам. Я машу им рукой. Господин Икэда хлопает меня по плечу и, как это ни удивительно, улыбается:

– Хочешь, подвезу?

– Нет, спасибо, меня встречает сестра.

– Ну ладно. Завтра с утра тренировка. Ты молодец, Миякэ. Повернул всю игру. Три – ноль! Три – ноль! – Икэда сияет при мысли об одержанной победе. – Как мы утерли нос их тренеру, а?! Чтоб не ухмылялся почем зря, кретин! А я успел заснять его огорчение.

Иду из порта вверх по центральной улице, через старый мост, пинаю камешек до самой долины. Камешек мне повинуется, я делаю с ним, что хочу. В рисовых полях отражается солнце. Появляются первые стрекозы. Это начало долгого пути, в конце которого – Кубок мира. Заброшенный дом таращит пустые глазницы. Прохожу мимо ворот-тори, и у меня возникает желание сбегать наверх и поблагодарить бога грома – но сначала я хочу увидеться с Андзю. Висячий мост вздрагивает под ногами. В воде виден косяк крошечных рыбок. Андзю наверняка дома, помогает бабушке готовить обед. Беспокоиться не о чем. Открываю входную дверь:

– Я вернулся!

Топот Андзю…

Нет, это покряхтывает старый дом. По обуви у стены вижу, что бабушки тоже нет. Должно быть, они отправились навестить дядю Асфальта, и мы случайно разминулись у нового здания порта, пока господин Икэда со мной разговаривал. Я залпом выпиваю стакан молока и бросаюсь на диван. На внутренней стороне своих век вижу, как мяч выписывает над вулканом четкую параболическую дугу и влетает под верхнюю перекладину далеких футбольных ворот.

– Миякэ!

Бунтаро, кто же еще.

Я слишком резко поднимаю голову, и шею сводит.

Он молотит по двери капсулы:

– Иди сюда! Скорее!

Кубарем скатываюсь вниз. Вокруг телевизора Бунтаро сгрудились посетители. Вид на окна кабинета Аоямы, высоко над железнодорожным полотном. «Захват заложников на вокзале Уэно. Прямой репортаж с места событий». Снимают камерой ночного видения: освещенные детали – оранжевые, а темные – бурые. Можно не спрашивать, что происходит, потому что обо всем рассказывает комментатор: