Фан-гуань приняла чашку и стала дуть. Все обошлось благополучно. Приемная мать девочки, тоже подававшая ужин и сейчас стоявшая за дверьми, при первых же словах Бао-юя вбежала в комнату и, почтительно улыбаясь, промолвила:
– Она ведь неопытная, господин, того и гляди разобьет чашку. Дайте я для вас остужу!
Она протянула руки, чтобы взять у Фан-гуань чашку.
– Вон отсюда! – закричала на нее Цин-вэнь. – Пусть разобьет, но остудить суп тебе все равно никто не позволит. Зачем тебя сюда принесло? Или тебе делать нечего? – Затем она обрушилась на девочек-служанок. – Вы что, ослепли?! Если она не знает, как нужно себя вести, расскажите ей!
– Мы говорили ей, чтобы она уходила! Она слышать ничего не хотела, а нам попадает, – оправдывались служанки и набросились на старуху. – Ну что, теперь поверила? Ведь мы предупреждали, что тебе не разрешается за версту приближаться к тем местам, куда мы ходим! Зачем ты пришла, куда не дозволено? Да еще дала волю рукам и распустила язык!
Они подхватили старуху и вытолкали ее за дверь. Служанки, стоявшие у крыльца в ожидании короба с посудой, встретили ее градом насмешек:
– Ну как, тетушка? Неужто вы забыли посмотреться в зеркало, прежде чем входить туда?
Пристыженная женщина была возмущена до глубины души, но приходилось терпеть и скрывать обиду.
Между тем Фан-гуань все еще дула на суп.
– Хватит! – остановил ее, наконец, Бао-юй. – Ну-ка, попробуй, остыл ли он!
Фан-гуань решила, что это сказано в шутку, и, растерянно улыбаясь, оглянулась на Си-жэнь и других служанок.
– Пробуй, пробуй! – ободряюще проговорила Си-жэнь.
– Вот гляди, как я попробую, – предложила Цин-вэнь, взяла у нее чашку и отпила глоток.
Тогда Фан-гуань осмелилась, тоже отпила глоток и сказала:
– Теперь, пожалуй, хорошо!
Она вернула чашку Бао-юю, тот выпил половину супа, съел несколько ломтиков бамбука, запил все полчашкой рисового отвара, и ужин на этом окончился. Девочки-служанки подали ему полоскательную чашку и таз для умывания, и лишь после этого Си-жэнь сама ушла ужинать. Фан-гуань хотела последовать за ней, но Бао-юй бросил на девочку выразительный взгляд. Фан-гуань отличалась умом, к тому же, будучи несколько лет актрисой, она научилась понимать человеческие желания по выражению лица. Поймав взгляд Бао-юя, она сразу притворилась, будто у нее болит живот, и заявила, что ужинать не будет.
– Если не хочешь кушать, посиди здесь, – сказала ей Си-жэнь. – Мы тебе оставим немного рисового отвара, когда проголодаешься, можешь его съесть.
Оставшись наедине с Фан-гуань, Бао-юй рассказал ей о своей недавней встрече с Оу-гуань, о том, как ему пришлось лгать, чтобы выручить девочку, и как она отослала его к Фан-гуань, и наконец спросил:
– Кому же она приносила жертву?
Фан-гуань, выслушав его рассказ, сделалась грустной, глаза ее покраснели, и она со вздохом промолвила:
– Откровенно говоря, Оу-гуань глупит.
– Почему? – удивился Бао-юй.
– Она приносила жертву душе умершей Яо-гуань.
– Если они дружили, то Оу-гуань так и должна была поступить, – заявил Бао-юй.
– Какое там дружили! – воскликнула Фан-гуань. – Просто глупостями занимались! Оу-гуань всегда исполняла роли молодых героев, а Яо-гуань играла молодых героинь. Когда-то им пришлось играть безумно любящих супругов, и с того самого момента они словно одурели и стали вести себя в жизни как на сцене. И потом они на самом деле влюбились друг в друга. Как плакала Оу-гуань, когда Яо-гуань умерла! Она и доныне не забыла ее и каждый раз в установленное время приносит ей жертвы, сжигая бумажные деньги. После смерти Яо-гуань она стала играть в паре с Жуй-гуань, но и по отношению к ней вела себя так же, как прежде по отношению к Яо-гуань. Мы допытывались у нее: «Почему ты, обретя новую подругу, позабыла о старой?» – «Я ее не забыла, – отвечала Оу-гуань. – Если у мужчины умирает жена, он может жениться во второй раз, но не должен забывать об умершей – в этом заключается любовь». Ну скажите, не глупа ли она?
Слова Фан-гуань запали глубоко в душу Бао-юя, ибо они в точности соответствовали его взглядам на жизнь. Он этому радовался, но вместе с тем был несколько удивлен и опечален.
– Если все это так, то я хочу просить тебя, чтобы ты передала Оу-гуань, – сказал он, – пусть больше не жжет бумажные деньги, а просто в положенное время воскуривает благовония в курильнице. Этим она сможет выражать свое уважение к памяти покойной и, кроме того, избежит скандалов, пробных сегодняшнему. Я на своем столике тоже поставил курильницу, и если у меня бывают тайные заботы, я независимо от времени года и сезонов ставлю перед курильницей чашку чистой воды, свежего чаю, а иногда кладу цветы и фрукты и даже расставляю мясные и овощные блюда и совершаю жертвоприношения. Все дело в искреннем уважении к умершей, а не в пустых словах. Так что скажи ей, чтобы отныне больше не жгла бумагу!
Фан-гуань кивнула и пообещала в точности исполнить его приказание. Затем она ушла в комнату служанок, взяла оставленный для нее рисовый отвар и принялась есть. Но в этот момент вошла служанка с известием:
– Старая госпожа вернулась!