— Я не ем человечину, девчонка, — хохотнула она. — Да и ты больно костлявая, не люблю таких.
Мико не стала указывать Бунко на то, что две части фразы уж больно противоречили друг другу, и только крепче сжала рукоять меча. Акира легонько коснулся её плеча и шепнул:
— Я буду ждать у входа. Не переживай, Бунко не трогает гостей и тех, кто ей платит.
Бунко на это громко расхохоталась и поползла к столу, к своему телу, которое всё это время продолжала невозмутимо водить кистью по бумаги, выводя иероглифы.
Акира покинул комнату, а Мико так и застыла у входа, стараясь проглотить сердце, которое вдруг встало поперёк горла.
— Подходи, не бойся, — буркнула Бунко. Голова кое-как нахлобучилась на шею, правда, задом наперёд. Она отложила кисть и ухватившись за волосы, прокрутила голову в нужное положение, выдохнула и размяла шею. — Акира рассказал тебе что-то про зеркало?
Мико покачала головой и сделала несколько неуверенных шагов к столу. Бунко вздохнула и открыла ящик стола.
— Этот цуру не особо любит делиться, а?
Мико хотела спросить, что это значит, но Бунко уже продолжила:
— Зеркало может показать то, что ты ищешь. Дать ответ на любой вопрос. — тараторила она, роясь в ящике. — Только задавать вопросы нужно с умом. И не жди чёткого ответа, волшебные вещицы ими брезгуют. Они больше любят загадки и иносказания. Понятно?
Мико неуверенно кивнула.
— А как задавать вопрос? Вслух или…
— Достаточно просто подумать или представить картинку. Что встала? Подходи ближе. Или оттуда смотреть собралась?
Бунко извлекла из ящика в столе расписной сундучок, запустила руку с длинными белыми ногтями в ворот кимоно и вынула ключик на тонкой золотой цепочке. Замок на сундуке щёлкнул, крышка откинулась, продемонстрировав Мико усыпанную цветами поверхность.
Зеркало блеснуло, поймав огоньки свечей. Небольшое — размером с две ладони — круглое на золотой подложке с теснёными завитками облаков, с плоской тонкой ручкой, на конце которой болталась петелька с кисточкой.
Бунко протянула зеркало Мико и хитро сощурилась.
— Помни, задавай вопросы с умом.
Мико взяла зеркало и увидела себя. Тут же отвела взгляд от шрама на щеке — смотреться в зеркало она не любила, без него почти получалось забыть о жутком увечье, поставившем крест на её девичьем будущем.
Но сейчас Мико закрыла глаза, коротко выдохнула и заставила себя посмотреть. Она сосредоточилась на глазах — точно таких же как у Хотару, доставшихся им от матери — черные омуты с золотыми крапинками. Отец всегда повторял, что они похожи на звёзды в ночном небе.
Мико сосредоточилась, она не знала, делает ли всё верно, но лишний раз заговаривать с Бунко не решалась. Представила Хотару такой, какой видела её в последний раз: красивой, раскрасневшейся, бойкой. И чётко про себя произнесла: «Где Хотару? Где моя сестра?».
Гладкая зеркальная поверхность помутнела, скрыв отражение. Мико затаила дыхание. А потом чуть не выронила зеркало из рук.
В глубине зеркала появилась Хотару! И она смеялась! Ещё более красивая и ослепительная, чем прежде. В потрясающем красном кимоно, она прикрывала губы золотым веером и шла под руку с мужчиной. Это? Это тот самый её возлюбленный? Мико не могла разглядеть его лица — всё, что она видела ясно и чётко — счастливая Хотару.
— Так, значит, у неё всё хорошо, — пробормотала Мико, и тут же её обжёг стыд от прозвучавшей в голосе печали. Мико мысленно себя одёрнула: «А чего ты хотела? Чтобы у неё всё было плохо? Вот так ты заботишься о своей сестре, Мико?»
Мужчина в зеркале наклонился, и Хотару, закрыв глаза, потянулась к его губам. Мико вздрогнула и отвернула от себя зеркало.
— Насмотрелась? — хихикнула Бунко и выхватила у Мико зеркало. Хлопнула крышка сундучка, повернулся ключ и замок щёлкнул. — А теперь плати.
Она требовательно протянула руку, Мико покорно достала из рукава заколку и, замешкавшись всего на мгновение, положила в ладонь Бунко.
— А теперь уходи, — бросила она. — И возвращайся тем же путём, что пришла. Двери моего дома, знаешь ли, могут вести в неожиданные места.
Но Мико её едва слышала. Она повернулась и, даже не попрощавшись, побрела к выходу.
Вот значит как. Она так самоотверженно бросилась спасать сестру, а Хотару, похоже, даже не нужна была её помощь. И Мико не нужна. Никто её не похищал, никто не желал ей зла, она просто ушла за своим счастьем и не собиралась возвращаться. И можно ли было её судить? Что её ждало дома? Нищая жизнь с Мико, рис на завтрак, обед и ужин, тяжелый ручной труд. Женихи, обивавшие порог дома испарились, вскоре после смерти родителей, когда приданое быстро растаяло, пущенное на возмещение долгов и поддержание хоть какого-то подобия сытой жизни. Хотару никогда не скрывала своего отвращения к той бедной, лишённой радостей жизни, которую им с Мико пришлось влачить. Дорогое кимоно, золотой веер, блестящие заколки в волосах, счастливая улыбка на лице — похоже, теперь Хотару ни в чём не нуждалась.
— Вот дура, — поморщилась Мико, петляя по коридорам, почти не разбирая дороги. — Какая же я дура.