Соня рапортует

Наконец настало время. Я собрала передатчик, воткнула вилку в штепсель электросети — и весь отель погрузился в темноту. Я поспешно начала шарить вокруг, чтобы спрятать в темноте все детали. К счастью, не обнаружилось, что короткое замыкание произошло в моей комнате. Предохранитель заменили, но у меня не хватило духа пойти на риск еще одного короткого замыкания. Электросеть отеля работала либо на постоянном токе, либо имела слишком высокое напряжение — во всяком случае, мне надо было искать новое местопребывание, хотя я и забронировала уже номер на неделю, чтобы связаться с Эрнстом, который уже две ночи ждал моего сигнала.

Я вновь упаковала вещи, хотя переезд был делом рискованным, однако я никогда не ставила под сомнение принятые Эрнстом решения, а выполняла их. Мы переселились в пансионат, хозяйкой которого была вдова, немка по происхождению. Две ночи подряд я радировала из своей крохотной комнатки, но связаться с Эрнстом не смогла. Когда он позднее приехал в Пекин, то высказал сомнение в том, что я вообще выходила на связь. Он хорошо знал, что я выполняла его указания, никогда не трусила и, главное, никогда ему не лгала. Его упреки были для меня оскорбительными, хотя я и знала, что они были вызваны скорее раздражением в связи с неудачей.

Вскоре я нашла более подходящее жилье. Один из братьев Вильгельмов — синолог по специальности, последователь в этой области своего отца — жил в Пекине и выражал готовность сдать мне свою квартиру на период своей многомесячной поездки в отпуск в Европу. После того как эта проблема была решена, я поехала в гости в Шанхай. Там я вновь увидела Вальтера. Встречалась ли я с Гришей или Изой — не могу сейчас припомнить. Во всяком случае, мне сообщили — возможно, это сделал Вальтер, — что одна женщина-коммунистка, которую я знаю, хотела бы со мной поговорить. Это была Кэт — моя хорошая подруга по курсам в Москве. Она жила в Шанхае в качестве сотрудницы и супруги одного товарища. Кэт ожидала ребенка и чувствовала себя неважно. По соображениям конспирации наша встреча была ошибкой, но мы были рады видеть друг друга. Я дала ей некоторые полезные советы, касающиеся работы и будущего ребенка.

В мае я устроилась в Пекине в доме Вильгельма, в 4 комнатах, каждая из которых по китайской архитектуре образовывала свой флигель, выходивший во внутренний дворик. Вместо стекол в деревянных оконных рамах была похожая на пергамент бумага, поэтому ни из дому, ни с улицы ничего нельзя было увидеть.

Из письма родителям:

Июнь 1935 года

«Пекин великолепен. Можно было бы остаться здесь на всю жизнь. Это город необычный — такого я еще никогда не видела. Прогулка через городские ворота или в запретный квартал города доставляет мне радость. Здесь все по-другому, чем в Италии, Германии, Америке или в других странах. Это неповторимо. Обедаем мы, к Мишиному восторгу, по-китайски. Вчера за два доллара я купила 140 цветущих кустов астры, львиного зева, садовой желтофиоли и сразу же высадила их в грунт. Теперь мы в полном смысле слова живем в небольшом цветочном дворике. У Миши своя грядка, цветы на которой, видимо, погибнут из-за его слишком нежной заботы о них. Недавно он был со мной в Летнем дворце у озера в горах. Около часа нас катали на лодке. С лодки я бросала Мишу в воду (пока еще со спасательным кругом). Он плавал по водной глади, окруженной цветущим лотосом».

Прибыл Эрнст. Едва ли я могу вспомнить подробности нашей работы в Пекине. Знаю только одно, что довольно редко выходила на связь с Центром, принимала и отсылала донесения. Может, в то время мы почти и не работали. Такая тихая жизнь наступала, если временно прекращала работу какая-либо группа. Не могу забыть провал связи с партизанами. У Эрнста было такое же состояние. Я чувствовала, что мы не сумели уйти от этого, хотя все время говорила себе, что во имя дела решение Центра было необходимым. Позже жизненный опыт научил меня, что в подобных случаях связь категорически прекращалась и возобновлялась через недели или месяцы «ничегонеделания». Гибель Фэна долго не давала мне покоя.

Относительно спокойная атмосфера в Пекине была нам на пользу. Эрнст стал раскованнее и спокойней. Я показала ему красоты города. В августе мы даже взяли отпуск и уехали на десять дней в Паитайхо, на Желтое море. Мы собирались насладиться каждым часом этих редких дней, которые сулили нам безопасность. К сожалению, мне это не удалось. Я чувствовала себя скверно, не было желания плавать и бродить. Скоро мне стало ясно, что я жду ребенка. Прежде чем сказать об этом Эрнсту или другим, я хотела сама принять решение. В Китае было просто прервать беременность. Все свидетельствовало в пользу этого, особенно наша работа. Но Мише было теперь уже четыре года, а мне очень хотелось иметь второго ребенка. При моей работе у меня уже не будет времени для этого. Может быть, после разлуки с Эрнстом мне не придется быть вместе с кем-либо и не захочется иметь ребенка. А теперь, когда я ждала ребенка, мне хотелось его сохранить.