Соня рапортует

Впереди меня у прилавка стояла дородная, полная женщина. Она неторопливо выбирала какие-то покрывала. Уже в те времена я не выносила очередей в магазинах. Когда Миша стал проявлять нетерпение, дама обернулась. Это была Луиза, жена Пауля! Мы обе застыли от волнения и радости.

Пауль жил и работал теперь в Тяньцзине. Луиза пригласила меня к себе. С какой радостью я отправилась к ней и как чудесно прошел вечер. Дома у нее был еще один гость — радист Пауля моряк Лунц, мой приятель по школе в Москве. Об этих проведенных вместе часах (Миша спал в постели Луизы до той поры, пока мы не вернулись в отель) я потом долго вспоминала. После Мукдена эти дни в Тяньцзине показались мне раем. Трудно передать атмосферу, царившую в Мукдене. Самым отвратительным там была мелкая, глупая, однако опасная в силу своего широкого характера слежка, организованная оккупационными войсками. Даже китайцы поступали на службу к японцам, навлекая тем самым на себя презрение соотечественников. Они обыскивали дома иностранцев или вызывали их в полицейские участки. Я вспоминаю одну «беседу» в полиции, в ходе которой японский офицер, разговаривавший со мной по-английски, сказал как бы между прочим по-русски: «Садитесь». Поскольку при этих разговорах я была очень настороже, я ответила по-немецки: «Простите, что вы сказали?»

Мне кажется, что оккупационная власть ведет себя поначалу нервозно, однако у японцев эта нервозность была постоянной. Правда, происходило немало такого, что заставляло их волноваться. Мы-то это хорошо знали!

Постоянными источниками опасности для нас оставались работа на передатчике, покупка химикалиев, их хранение, встречи с партизанами, слежка за всеми иностранцами и прямо-таки истерический страх властей перед коммунистами. В Мукдене не было даже надежды на подкуп — японцы не соглашались ни на что. К опасности, однако, привыкаешь, как и к климату страны. Трезвая оценка нашего положения мною и Эрнстом не превращала нас в каких-то особых людей. Я не потеряла способности радоваться новому платью и злиться из-за потерянных перчаток. Я с удовольствием танцевала со Шлипсом, который был прекрасным кавалером, а Эрнст в это время ревновал. В свою очередь я страдала, когда он флиртовал с очень красивой русской из белоэмигрантской среды, соседкой по его дому.

Итак, мы жили «нормально». Правда, в эти годы я усвоила урок на всю жизнь: надо не переоценивать повседневных неприятностей и стараться быстрее с ними справиться — нам было что противопоставить опасности. Мы работали в интересах единственной страны, где победил рабочий класс, и мы не только теоретически ненавидели капитализм, угнетение и войну. Мы повседневно своими глазами видели последствия капиталистического господства и с любовью относились к китайскому народу — к кули и крестьянам, к детям и матерям — жертвам эксплуатации.

В апреле 1935 года — мы уже почти год работали в Мукдене — я отправилась на встречу с Фэном. Впервые мне пришлось его ждать. Прошло пять минут, десять, двадцать. Я убеждала себя — его поезд мог опоздать, он мог заболеть или спутать обусловленное время встречи. Кружным путем я пошла к Эрнсту. Никогда раньше после встречи я не возвращалась сразу домой.

Два дня спустя Фэн также не пришел.

В третий раз я не взяла с собой записку с информацией, передатчик мы также спрятали вне стен дома. Мне показалось, что я вижу Фэна. От облегчения у меня навернулись слезы на глаза. Оказалось, однако, что это не Фэн.

Я заметила японца, который уже раньше крутился возле места встречи. Как и я, он прождал ровно пятнадцать минут. Попалась, решила я.

Японец не пошел за мной.

Я все еще пыталась подавить в себе тревогу о Фэне. Если он болен, то болезнь может длиться больше шести дней.

Передатчик я установила на старом месте и сообщила в Центр об исчезновении Фэна. Вскоре после этого мы узнали, что он арестован и при нем нашли взрывчатку. Мы знали — арест означает пытки и смерть. Фэн никого не выдал. Если бы он это сделал, то некоторые товарищи, в том числе и я, распростились бы с жизнью. От Центра последовало указание прекратить все связи с партизанами, покинуть Мукден, перебраться в Пекин и установить там наш передатчик.