Сонное село

– Чего приперся? Я тебе плохо объяснил, что ли? Непонятливый такой?

Лева, озираясь на нас, говорил очень тихо:

– Дядь Петь. Да я это…

– Тебе еще раз объяснить, что ли?

– Да дядь Петь, тут человеку плохо. Нога у него…

– Еще и дружков привел!

Мужчина возмущенно ударил себя по толстым ляжкам.

– Мы не друзья! – крикнула я, – У нас товарищ ранен.

Вася усмехнулся.

Ну да, пафосно, конечно. Зато сработало! Мужчина спустился с крыльца. Поочерёдно заглянул нам в лица. Я сказала: «Здрасте», когда подошла моя очередь. Потом чуть согнувшись, глянул на Страшилену ногу. Свет из приоткрытой двери, позволял разглядеть лишь огромное пятно на прилипшей к ноге штанине.

– Заходите, – сказал он нам, – а ты пошел вон! – добавил для Левы.

Мы вошли.

В освещенной прихожей он еще раз оглядел нас, представился:

– Петр Олегович.

– Очень приятно, – ответила я.

Вася протянул для рукопожатия свободную руку, и снова представил меня как «Эли» и спросил, куда вести больного.

Петр Олегович, несмотря на свое телосложение, достаточно проворно разул Страшилу.

– Сюда, – скомандовал он, распахивая перед нами дверь в комнату.

В комнате напротив говорящего телевизора стоял диван, низкий стол, на нем чашка чая.

Очередное «сюда», и мы аккуратно опустили Страшилу на диван.

– Настюш, забери – протянул Петр Олегович чашку.

В проеме двери стояла девушка, пышная телом, красивая лицом. Судя по внешнему сходству, дочь.

– Левка твой раненого привез.

Петр Олегович выключил телевизор.

– Да не мой он! – ответила Настя, и буквально вырвала стакан из отцовских рук.

– Чуть было не породнились, – сказал он нам, когда Настя вышла из комнаты.

И крикнул:

– Настюш, принеси чемодан.

– А ты не волнуйся, – теперь он говорил со Страшилой, – сейчас глянем.

Настя принесла таз с водой, простыню.

С таким набором в кино обычно роды принимают в домашних условиях, усмехнулась я про себя. Затем Настя принесла большой пластиковый контейнер.

Петр Олегович накрыл принесенной простыней столик, аккуратно положил на нее ногу Страшилы. Затем раскрыл контейнер, достал оттуда ножницы. Он сосредоточенно, очень медленно разрезал штанину. Дышал доктор тяжело, выдыхал со свистом. Настя стояла рядом с отцом, молча наблюдала.

Вася вышел из комнаты. Я слышала, как хлопнула входная дверь.

– Это чем тебя так?

Доктор медленно раздвигал края разрезанной штанины.

– Железяка на ногу упала, – ответила я вместо Страшилы.

– Ну ничего, ничего.

Намоченной в тазу тряпкой он обтирал кровь вокруг раны.

– А теперь потерпи немного…

Он лил перекись на рану. Та пенилась, шипела.

– Молодец!

Пациент не стонал и не жаловался.

– Как звать-то?

Петр Олегович поднял глаза на Страшилу. Тот смотрел в сторону, на зашторенное окно. Ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь губы были плотно сжаты, аж побелели.

– Глухонемой что ли? – спросил он меня, почему-то шепотом.

– Да.

– Обезболим, зашьем, – заключил доктор, разглядывая вымытую рану. – Будешь как новенький!

С этими словами он хлопнул по здоровой ноге пациента.

Страшила вздрогнул, но на доктора так и не взглянул.

Я встала и вышла на улицу. Вася курил на крыльце.

– Может он глухонемой?

Снова начался дождь – мелкий, частый.

– А Лева где?

– Уехал.

– Куда?

Вася пожал плечами.

– В Шамать, наверное.

– А мы?

Вася не ответил.

– Трусливый Лев…

Чем ближе мы были к Сонному селу, тем меньше Вася говорил. Зато курил больше. Когда курил, всегда смотрел вдаль, будто видел там то, чего другие не видят, потому что смотрел долго и ему не надоедало. Сейчас это была темнота, смешенная с дождем.

Вася выкинул недокуренную сигарету и пошел обратно в дом. Я за ним.

Глава 6

– Штанишкам – хана, – говорю Страшиле, разглядывая аккуратные швы.

Штопанный. Вот и скажи теперь, что не чучело, – подумала я и тут же себя поругала.

– А это – выпить.

Доктор протянул Страшиле лежащие на ладони таблетки.

Страшила даже не взглянул.

Я с улыбкой приняла из рук доктора лекарства и стакан воды.

– Антибиотики, – пояснил он. – На всякий случай. Понаблюдаем. Но думаю, все будет хорошо.

Петр Олегович улыбнулся мне в ответ и вышел из комнаты.

Мы со Страшилой остались вдвоем.

Я подсела к нему на диван. Загородила собой зашторенное окно, которое он по-прежнему разглядывал. Ему некуда было деться – он смотрел мне в глаза.

– Тебе в Село надо? Не будешь пить – не доедешь. Здесь останешься. Понял?

Мне б твое рвение – думаю. Он берет дрожащей рукой таблетки, кладет их в рот, запивает.

Я забрала у него стакан.

– Как тебя зовут?

И честное слово! Он уже приоткрыл свои ссохшиеся губы, он был готов сказать… но на пороге появилась Настя. Позвала пить чай.

Через десять минут мы уже сидели в кухне за столом, покрытым клеёнчатой скатертью. Я, наконец, сменила свои промокшие, грязные джинсы на шорты, надела сухие носки, футболку. Наши рюкзаки стояли в комнате, которая была отведена нам на ночлег.

Настя поставила перед нами стаканы с горячим чаем, молоко в литровой банке, большой кусок сливочного масла на тарелке, нарезала хлеба, колбасы, огурцов…

И сама хозяюшка, наконец, присела за стол.

– А что же наш пострадавший? – спросил Петр Олегович, не досчитавшись гостей.