Сообщество разума

Насколько человеческие существа отличаются от прочих животных? Мы знаем, что разные мозги и разные тела во многом схожи. Но, учитывая наши исключительные способности говорить и думать, сами себе мы безусловно кажемся уникальными. Способны ли шимпанзе или гориллы научиться говорить, подобно нам? Опыт показывает, что эти замечательные животные вправду способны устанавливать связи между сотнями слов и идей, что позволяет им создавать «словоподобные» цепочки символов для выражения «транс»-действий, скажем, типа «Положить конфету в коробку». Однако те же эксперименты свидетельствуют, что этим животным сложнее создавать словесные цепочки, в которых терминалы определенных фреймов заполняются другими, уже заполненными фреймами. Иными словами, никто пока не сумел обучить этих животных употреблению выражений, что включают в себя прерывания – то есть выражений типа «Положить в коробку конфету, которая лежит в ведре». Конечно, отрицательный результат наших попыток втолковать животным данную «премудрость» не доказывает принципиальную неспособность этих животных к обучению. Тем не менее нет поводов сомневаться в том, что мы нынешние обладаем способностями, которых не ведали наши предки. Какая эволюция сознания могла породить новые, эффективные формы мышления? Перечислю некоторые варианты ответа.

Способность присоединять новые строки З к старым позволила строить иерархические деревья памяти.

Доступность относительно универсальных «мимолетных» воспоминаний обеспечивает реализацию промежуточных целей и предусматривает использование сложных видов прерываний.

Эволюция параном, то есть изоном, охватывающих несколько сфер мышления, позволяет рассматривать проблемы с разных точек зрения.

Появление дополнительных слоев операторов дает каждому ребенку возможность развиваться поступательно, стадиально.

Ни одно из этих достижений само по себе не порождает, как представляется, какого-либо уникального эволюционного «прорыва». Но вследствие чего такое обилие изменений могло осуществиться настолько быстро? Наши предки отделились от родичей, то есть горилл и шимпанзе, всего несколько миллионов лет назад, а человеческий мозг и разум значительно разрослись лишь в последние несколько сотен тысяч лет. Нам мало известно о том, что именно произошло за этот промежуток времени, поскольку почти не сохранилось останков наших предков. (Возможно, причина отчасти в том, что их популяция никогда не была достаточно многочисленной; отчасти же это может объясняться тем, что они сделались слишком умными, чтобы позволить себе превратиться в ископаемых.) Данный эволюционный интервал настолько короток, что наши гены и мысленные структуры остались во многом подобными генам и структурам тех же шимпанзе. Неужели только увеличение размеров и «емкости» мозга привело к появлению у нас новых способностей? Вообще-то само по себе увеличение размеров мозга ведет лишь к усугублению путаницы в мыслях, а череп становится более увесистым, если угодно, что тоже неудобно. Впрочем, если мы сначала добились существенных успехов в управлении своими воспоминаниями, то затем могли бы использовать больше памяти. Аналогичным образом внедрение новых слоев операторов в старых агентов могло бы обернуться скверными результатами, если бы этому не предшествовало возникновение механизмов управления такими уровнями, «администраторов среднего звена», которые функционировали бы, не вмешиваясь в существующие функции. Если коротко, наша эволюция, судя по всему, действовала иначе: сначала проявились улучшения имевшихся способностей, позволившие нам управлять более крупными агентами, а затем, едва у нас появилась возможность использовать больше механизмов, естественный отбор стал поощрять живых существ с увеличившимся мозгом.

Постскриптум и благодарности

Не стремитесь говорить яснее, чем думаете.

Джереми Бернстайн