Соперница королевы

Пенелопа заставляет себя взглянуть на него, невольно ищет различия с братом: волосы темнее, рост ниже, и он старше, чем был Филип, когда умер. От этой мысли в сердце словно вонзается нож. Нельзя поддаваться давним чувствам. Прошлого не вернешь.

– Я остаюсь или погибну вместе с Эссексом! – кричит Пенелопа, распахнув окно. Роберт Сидни выглядит подавленным. – Попробую убедить других женщин выйти. Правда, не думаю, что леди Эссекс согласится покинуть моего брата.

Она поворачивается к мужчине, чьего имени не знает, оставленному защищать ее, и просит передать слова Роберта Сидни служанкам.

– Скажите, никто их не осудит, если они пожелают уйти.

Выглянув из окна, Пенелопа уже лучше слышит слова Саутгемптона; вероятно, ветер переменился.

– Отправьте переговорщиков, и мы придем к соглашению. – Он говорит как человек, которому есть что предложить. Впрочем, сомнений уже не осталось – положение безнадежно. Лучше бы он прекратил свои безрассудные речи.

Войска полностью окружили дом. В вечерней тьме, словно светлячки, покачиваются факелы. С одной стороны смутно видна шеренга алебардщиков, на лужайке, припав на одно колено, стоят мушкетеры с ружьями наготове. На Стрэнде толпятся всадники; слышно, как по мостовой звенят подковы. Несколько факелов освещают черные дула пушек – вероятно, ими подожгут фитиль. В воздухе повисло напряжение. Пенелопа понимает, стоит отдать приказ – и бойню будет не остановить. Ей не хочется об этом думать.

– Сэр Роберт, – кричит она, перекрывая голос Саутгемптона, – передайте Ноттингему: чтобы убрать барьеры от дверей, потребуется время! Попросите его дать нам два часа, чтобы освободить выход, выпустить тех дам, кто пожелает уйти, а потом восстановить блокаду. Тогда сражение будет честным. – Она от всей души надеется, что двух часов будет достаточно.

Сидни отходит, чтобы передать послание командиру. Ноттингема не видно; наверняка держится на безопасном расстоянии. Ноттингем связан с Деверо узами родства – он женат на их кузине Кейт, – сражался вместе с Эссексом во многих битвах, тем не менее никогда не питал к нему добрых чувств. Пенелопа уже давно поняла: этот человек предпочитает держаться подальше от всего, что дурно пахнет. В ожидании ответа она думает о Сесиле – наверняка тот сейчас довольно потирает руки, празднуя неминуемую победу.

Много лет они с переменным успехом разыгрывали карточную партию, но теперь игра подошла к концу, и у Сесила на руках все козыри. Однако есть одна карта, до которой ему не добраться, – король Шотландии. Хотя какой сейчас от этого прок? Вот если бы граф Мар приехал поддержать Эссекса от имени Якова, Сесил остался бы с мелкими картами.

Уже почти ничего не разглядеть, кроме движущихся факелов. Пенелопа даже рада, что ей не видно жутких дул, не сводящих с нее леденящего взгляда. В воздухе по-прежнему висит напряжение. Сердце сжимается от предчувствия смерти, как от предвкушения встречи с возлюбленным. Руки заледенели, будто она и вправду умерла.

– Даем вам два часа, миледи, – раздается голос снизу. – Слово Ноттингема.

– Я навеки у вас в долгу, сэр Роберт, – говорит Пенелопа, думая про себя, что в данном случае «навеки» продлится не очень долго.

– Молодец, Сидни, ты всегда был славным парнем! – с крыши кричит Саутгемптон.

Пенелопа закрывает окно, подходит к камину, берет окоченевшими пальцами перо и царапает записку для Блаунта со словами любви. Нельзя долго думать о нем, иначе можно лишиться последней храбрости. Ей представляется, как завтра утром эту записку найдут среди развалин. «Позаботься о наших детях, мой милый. Забудь меня, найди себе новую любовь. Не хочу, чтобы ты оставался один». Уже несколько месяцев она отчаянно по нему тоскует, но сейчас даже рада, что его здесь нет: сажа от семьи Деверо не оставит на нем следа. На бумагу капает непрошеная слезинка. Пенелопа глубоко вздыхает, запечатывает письмо, надписывает: «Чарльзу Блаунту, лорду Маунтджою, лично в руки», и засовывает в раму большого портрета Лестера. Там его сразу заметят. Лестер смотрит на нее высокомерным взглядом. Интересно, что он обо всем этом думает, если и вправду может следить за ними из могилы.

В кабинете кипит работа. Прачка и швея вместе с Фрэнсис жгут бумаги, младшие горничные в углу пытаются успокоить старшую, которая уже не кричит, а стонет, словно напуганное животное.

– Где Эссекс? – спрашивает Пенелопа.

– Обыскивает дом. Мы почти закончили. – Фрэнсис берет Пенелопу за руку и крепко сжимает, словно нуждается в чьем-то прикосновении. Впрочем, с виду она спокойна. Женщины молча смотрят в огонь. Пенелопе приходит в голову, что их усилия тщетны. Брата уже не спасти: он поднял восстание против королевы – этого достаточно, чтобы отправить его на плаху.

– Мне удалось выиграть нам немного времени. Думаю, стоит употребить его на то, чтобы убедить Эссекса сдаться, а не… – Пенелопа замолкает, думая о давешнем мальчике-стражнике, олицетворяющем бессмысленные жертвы, которые повлечет их неудачное предприятие.