Сорок четвертый. События, наблюдения, размышления

«Пятигектарное хозяйство не годится: оно не сможет прокормить семью из четырех человек, — говорил делегат Влодавского района на съезде крестьянской партии Стронництво Людове. — А что, если семья будет состоять из восьми человек? — спрашивал он. — Можно ли на пяти гектарах содержать лошадь? Нет. Хозяин, имеющий пять гектаров, не может быть ни хозяином, ни батраком. Батраком — потому что у него не будет времени ходить на заработки, хозяином — потому что он не сумеет прокормить свою семью»{243}

.

Таким образом, польский октябрь 1944 года на землях люблинской Польши сам по себе не разрешил ни одной из главных проблем экономического и социального освобождения крестьянства. И все же эта великая аграрная революция, хотя она и совершалась на базе столь ограниченного количества земли, приобрела огромное историческое и политическое значение. Ибо вековой моральный миф обладает большой движущей силой.

Со всей очевидностью был социально ликвидирован класс помещиков. 1700 конфискованных имений — это, по мнению исследователя истории народной аграрной реформы Владислава Гуры, около 1000 помещичьих семей{244}

. Неважно, что значительная часть этих имений была покинута владельцами, конфискована или поставлена под принудительное управление немцами. Эти имения, как и значительная часть остальных, подлежали бы также конфискации «в порядке освободительной войны» как собственность, принадлежавшая немцам, или же как собственность изменников родины. Однако то, что польские помещики, хотя и немногочисленные, были окончательно ликвидированы «в порядке классовой революции» как вековые противники крестьянства, давало классу необходимое историческое удовлетворение. Стало очевидным, что народная власть имеет не только национально-освободительный, но и глубоко революционный характер. Михалу Козе стало ясно, что, надевая солдатский мундир, беря в руки винтовку, он будет бороться за Польшу для себя, а не станет солдатом еще одних польских легионов, правда, вдохновляемых революционным духом, но чьи социально-освободительные усилия были обречены на провал. Стало очевидным, что новая власть способна повести народные массы не только на борьбу за национальные интересы, но и за интересы социального освобождения. Одновременно была продемонстрирована необратимость перемен. Стало очевидным, что эта власть — серьезная, решительная и надолго. Настоящая.

И еще стало очевидным, что ничего не решено, ничего не урегулировано и не завершено. Что классовые требования, личные интересы трудящихся, их революционные чаяния могут быть воплощены, осуществлены и удовлетворены не только путем революции, смени правительства, не просто путем замены санационного, воеводы народным воеводой или изгнания еще одной тысячи помещиков и раздела между крестьянской беднотой еще 300 и 500 тысяч гектаров земли и, следовательно, не путем увеличения крестьянской земли еще на 3—4 или даже на 5 процентов. Обнаружилась недостаточность перемен. Стадо очевидным, что революционное преобразование Польши требует преобразования форм всей ее национальной жизни. Требует создания совершенно новой родины, с новым географическим и экономическим обликом, с новым направлением развития. Требует создания индустриальной, идущей к социализму Польши. Именно с этим сознанием Махал Коза в мундире солдата народного Войска Польского, с орлом без короны на шапке, с советской винтовкой на плече, двинулся в январе к Висле, к полям сражений — добиваться победы Польши в революции, победы народа и своей собственной. Для себя и для Марты.

ТРЕТЬЯ СТОРОНА БАРРИКАДЫ

«Белые»? В рассказах современников, воспоминаниях участников событий, в рапортах начальников гминных отделений милиции и уездных управлений безопасности говорится о помещичьих бандах, охранявших свои усадьбы и земли, о помещиках, которые, вооружившись сброшенными: с самолетов английскими автоматами, как некогда двустволкой, шли в лес. В них бытует легенда о настоящей, классово «чистой» польской контрреволюции. Достаточно ознакомиться с каким-либо заслуживающим доверия документом того времени, списком личного состава того или иного отряда подпольной армии, перечнем вышедших из подполья или списком осужденных, чтобы увидеть совершенно иную картину.