Сорок четвертый. События, наблюдения, размышления

«После кошмара немецкой оккупации русское освобождение могло восприниматься как перемена к лучшему. Возрождались школы, появилась пресса, начали выходить книги. Вновь ожили театры. И все это под шум развевающихся бело-красных знамен. Открывавшиеся учреждения привлекали не только оппортунистов или простаков. Многих туда толкала суровая жизненная необходимость»{335}.

И тут же совершенно справедливо он констатирует:

«Вера в польское правительство, в Запад, в Рузвельта и Черчилля уже надломилась. Самым крупным потрясением было Варшавское восстание. Поражение породило бурный процесс пересмотра взглядов и понятий».

Между тем тактика «Лондона» руководствовалась старыми принципами. «Бюлетынь информацыйны» в номере 31 от 27 июля так формулировал официальную линию и отношении освобождения Польши, в отношении ее новых народных властей, организующих нормальную мирную жизнь во всех областях:

«Гражданам Польши запрещается принимать от этих самозваных властей какие бы то ни было полномочия или должности».

Эта линия была вновь подтверждена в директиве Главного командования АК № 017 от 26 октября:

«Мы не в состоянии вести открытую борьбу… Оборона должна ограничиться безусловным бойкотом советских усилий, а следовательно, и всех создаваемых Советами польских органов»{336}.

Эти «создаваемые Советами польские органы» — школы, детские дома и театры, сражающиеся на фронте дивизии, транспорт, плохо ли, хорошо ли перевозивший спекулянтов и военных, и почта, доставлявшая письма от давно пропавших и большевистские инструкции об аграрной реформе, — привлекали все больше людей: малых, средних и больших, включая нескольких назначенных «Лондоном» воевод (например, в Келецком воеводстве, организованном ПКНО, воевода занял пост начальника отдела).

Сегодня еще трудно со всей определенностью проследить, как назревала смена тактики — тот новый заговор против Польши, возрождавшейся не так, как хотелось «Лондону». Зародыши смены следует, как обычно, искать в военной политике «Лондона», в опыте ее проведения. С осени 1943 года внутри АК начала создаваться глубоко законспирированная, до сих пор до конца не раскрытая организация «Не», предназначенная для действий на территориях, освобожденных Советской Армией. Был еще и другой опыт (а может быть, тот же самый?). 25 июля 1944 года генерал Соснковский телеграфировал Буру с итальянского фронта:

«Даю вам право разрешить соответственно подобранным частям и группам, оказавшимся там или оставленным на местах, присоединяться к армии Берлинга. Разработайте для них хорошо подготовленные и продуманные директивы относительно их роли и способы связи с ними. Сделайте это с учетом реальной жизни, не ставя слишком трудных или невыполнимых задач»{337}.

Мы не знаем также, каковы были эти директивы. До сего дня судить о них мы можем лишь анализируя их последствия. А последствия эти в истории нашего народного войска можно было наблюдать и ранее.