Сорок четвертый. События, наблюдения, размышления

Еще в марте — апреле 1944 года на Волыни полесский и волынский партизан Макс (майор Юзеф Собесяк) формировал сильную партизанскую бригаду, имея согласие советского командования на ее быструю переброску на польскую территорию для поддержки освободительного движения в Люблинском воеводстве. Он руководствовался принципом принятия в бригаду всех тех, чьи патриотические, боевые и физические достоинства могли найти применение в партизанской борьбе. Исходя из этого, он обратился к старым партизанам как из левых, так и правых отрядов, к солдатам польской самообороны (главным образом, знаменитого Пшебража, к уцелевшим на Волыни польским лесничим и государственным служащим, офицерам-резервистам, а также кадровым офицерам старого Войска Польского). «Нас было уже около 900 человек», — пишет Макс в своих воспоминаниях. 15 марта у него в кармане лежал приказ об отправлении бригады в район Люблина. Но выход не состоялся. Начались аресты офицеров из штаба бригады, а позднее офицеров из отрядов. Не помогли обращения в штаб фронта, в ЦК КП(б)У, в правительство Украины. В руках органов контрразведки оказалась явная нить: при попытке перейти линию фронта был задержан инспектор АК из Луцка Адам. При нем были обнаружены документы и распоряжения для офицеров его инспектората.

«Хотите точно знать, — говорил майору Максу начальник отдела контрразведки в Луцке, — что сделал со своим штабом Адам? Пожалуйста. Он приказал ему вступить в вашу бригаду… Послушайте, однако, с каким приказом пошли к вам эти офицеры. Вот его пункты: а) завербоваться к Максу и организовать группу преданных себе людей, б) захватить командование всеми подразделениями бригады и войти в состав ее штаба, в) помочь Максу как можно скорее перейти через линию фронта на территорию Люблинщины, г) непосредственно после этого предложить Максу и его людям перейти на сторону польского правительства в Лондоне, д) в случае отказа ликвидировать Макса и взять в свои руки командование бригадой.

Когда вы были у меня здесь в первый раз, я и вас хотел арестовать…»

Так оказалась скомпрометированной вся бригада, сама концепция ее создания. В такой ситуации тень подозрений падала на каждого бывшего польского офицера, на каждого бывшего солдата АК. А люди?

«Настроение было отвратительное, — вспоминает Макс, — арест наших офицеров комментировался самым различным образом. Часто комментарии поражали своей глупостью, иногда они попадали в самую точку… Мы сами, политический актив, считали, что не все аресты справедливы, что страдают также и невиновные. Аргумент «условия войны» доходил не до всех…

Осталось нас около 600…»{338}

.

Так рождалась новая тактика «Лондона», тактика «проникновения», позднее сформулированная в приказе:

«Допустить, а где возможно — планово организовать проникновение сознательных, искренне польских элементов в войско, в администрацию и другие области государственной и общественной жизни…»{339}

И эта директива приносила свои результаты.