Сорок четвертый. События, наблюдения, размышления

Уже после поражения гитлеровцев под Сталинградом и особенно после их катастрофы под Курском, когда оказалось, что немцы не способны к наступлению, что стрелка весов войны склонилась в нашу сторону, начали задумываться над вопросом: что будет дальше? Сотни километров еще отделяли нас от освобождения, миллионам людей еще предстояло погибнуть. Однако объединительная тенденция, порожденная немецкой угрозой, ослабевала. Все более явно обнаруживался ограниченный, условный характер морального единения вокруг легального «лондонского» правительства, начинали ощущаться и бремя довоенных лет, и наслоения войны, совместно определявшие реальную политическую ситуацию в Польше.

«Не вызывает сомнения, — докладывал Рейент, — что происходят далеко идущая радикализация слоев, в прошлом угнетенных, общий сдвиг влево умонастроений. Требование упразднения всякой концентрации богатств в руках частных лиц или групп и всякого привилегированного материального, культурного и политического положения отдельных личностей или социальных групп стало почти всеобщим. Любые попытки повернуть этот процесс вспять или хотя бы затормозить его безнадежны и потому вредны. Эти чаяния масс, которые нельзя задушить, получат свое полное выражение лишь после завоевания свободы… Стихийные устремления даже патриотического, но бунтарского характера в поисках какого-либо выхода могут подпасть под влияние энергичного и эффективного руководства ППР. На долю же неумелых руководителей выпадут презрение или даже ненависть и… фонарные столбы»{190}

.

Когда в 1939 году пала санация, именно под влиянием потребности единства в борьбе против вторжения немецких захватчиков антисанационная оппозиция получила «власть над душами», условное доверие и национальное единство. Поражения немецких войск на далеких рубежах уже предвещали приближение того момента, когда действие объединяющего фактора прекратится и в условном доверии будет отказано. Следовало найти новый объединяющий фактор, новую внешнюю угрозу, в борьбе против которой было бы необходимо сплачиваться, во имя чего можно было бы принуждать к единству, к послушанию… Я думаю, что в «польском» Лондоне и «лондонской» Варшаве достаточно рано осознали это. Даже если бы не существовало подлинного революционного движения, то в этой ситуации какой-нибудь жупел «подрывной» деятельности следовало бы придумать. Даже если бы освобождение шло не с востока, этот «восток» — приближающуюся, растущую внешнюю опасность — следовало бы придумать. Вот почему в бюджете пропагандистской службы БИП (Бюро политической информации) Варшавского округа АК (ибо имеются только эти данные) расходы на антикоммунистическую пропагандистскую деятельность начинают резко расти. Уже в феврале 1944 года они превзошли, а начиная с апреля постоянно превышают на 10 процентов расходы на антинемецкую пропаганду{191}

.

Но то, что было выражением реальных, материальных потребностей, что проистекало из действительного уклада жизни, действительной угрозы — единство в отношении немецких захватчиков, — не может быть заменено чисто идеологической политической концепцией, не имеющей полного и всеохватывающего, подобного тому единству, обоснования в реальной жизни общества. Различия в генезисе и обстановке, специфика путей и жизненных переживаний усиливают и в конце концов обнаруживают реально существующие тенденции к дезинтеграции, развивающиеся независимо от попыток цементировать единство во имя борьбы против «идеологического врага», против коммунизма.

Спустя год, «на другой день после войны», когда произойдет конфронтация различных польских течений даже в рамках одного — в широком смысле слова политического лагеря, станет очевидным, как далеко вперед ушла жизнь, сколь неизбежны, объективны, не выдуманы, но выстраданы людьми противоречия, разделяющие, несмотря ни на что, этот в общем единый лагерь.

Фердинанд Гоетель, несомненно, проницательный наблюдатель, лично не замешанный в споры внутри лагеря нарождающейся антинародной эмиграции и относящийся к ним как к фактору, ослабляющему антикоммунистический фронт, неприязненно писал: