Сорок одна хлопушка

Не задержался я здесь в основном потому, что меня влёк запах мяса, доносившийся с отцовского комбината. Хотя новогодние праздники и прошли, на столе у нас дома самая разная мясная еда уже не была редкостью, но мясо, это дьявольское изобретение, как говорят, напоминало женщину – никогда им не насытишься. Сегодня наешься до отвала, а завтра опять хочется. Если бы люди, наевшись один раз мяса, больше не хотели его есть, отцовский мясокомбинат быстро вылетел бы в трубу. Этот мир устроен таким образом, потому что есть мясо у людей вошло в привычку, потому что, поев однажды, они хотят ещё раз, ещё и ещё, и это становится их натурой.

Хлопушка двадцать восьмая

Во дворике перед храмом появились четыре лотка продавцов жареного мяса. Белые зонты от солнца, загорелые до красноты лица, высокие колпаки. Я посмотрел на пустырь к северу от шоссе – там лотков наставили видимо-невидимо. Белые зонты стояли вплотную друг к другу, я даже вспомнил о песчаных отмелях на берегу моря. Похоже, сегодня размах торговли больше, чем вчера. Сколько же их, этих желающих поесть мяса, которые могут его есть? В средствах массовой информации каждый день живописуют вред от поедания мяса и пользу от вегетарианской пищи, но сколько же людей отказываются от него? Глубокоуважаемый мудрейший, глядите-ка, Старшóй Лань тоже здесь. Он уже мой старый знакомый, только вот ещё не представилось возможности поговорить. Уверен, как только такая возможность появится, мы быстро станем добрыми друзьями. Как сказал его племянник Лао Лань, наши семьи, можно сказать, связаны старинной дружбой. Если бы отец моего отца не отвёз, рискуя жизнью, его и его братьев за заградительную линию в районы, контролируемые гоминьданом, откуда бы взяться его последующим блестящим успехам? Старшóй Лань – большой человек, обладающий огромной властью, да и у меня, Ло Сяотуна, тоже не простая история. Вы только взгляните, мясной божок, стоящий у стены храма – это я в детстве, в детстве я уже стал небожителем. Старшóй Лань восседает в открытом паланкине типа сычуаньского. При движении паланкин поскрипывает. За его паланкином следуют ещё одни носилки, в которых устроился, похрапывая, пухлый ребёнок, в уголках рта у него собралась слюна. Впереди и позади паланкина несколько телохранителей, а также две по виду доверенные мамки средних лет. Паланкин опустился на землю, Старшóй Лань вышел. Давненько не виделись, вроде чуть раздобрел, под глазами чёрные круги и мешки. С виду немного унылый. Носилки с мальчиком тоже поставили на землю, но тот продолжал сладко спать. Подошедшие мамки хотели разбудить его, но Старшóй Лань жестом остановил их. Он осторожно приблизился, вынул из кармана шёлковый платок и вытер ребёнку слюну. Мальчик проснулся, уставился на него, потом широко раскрыл рот и заревел.

– Не плачь, деточка, – успокаивал его Старшóй Лань. Но ребёнок не унимался. Одна мамка потрясла перед лицом ребёнка красным барабанчиком-погремушкой. Ребёнок взял барабанчик, потряс им пару раз, отбросил и снова заплакал. Другая мамка обратилась к Старшóму Ланю:

– Господин, барчук, наверное, есть хочет.

Тот скомандовал:

– Быстро мясо сюда!

Увидев, что появился клиент, четверо поваров застучали ножами и вилками в руках, громко приговаривая:

– Жареное мясо, жареное мясо по-монгольски!

– Жареные бараньи шашлычки, настоящие бараньи шашлычки из Синьцзяна!

– Говядина, жаренная в масле на сковороде!

– Запечённый гусёнок!

Старшóй Лань махнул рукой; и четверо телохранителей чуть ли не хором воскликнули:

– По порции каждого, живо!