Сорвавшийся с цепи

Рассвет не принес Старику ни облегчения, ни новостей. Никто не пришел к нему с утренним приветом и даже на глаза не показался. Все, что он разглядел со дна, – это верхушки сухих деревьев и отвернутую от ямы стрелу маленького самодельного крана – того, на котором его сюда спустили.

Это уже выходило за всякие рамки. Зачем кому-то тратить время и силы на похищение человека, если о нем потом забывали? Пленник вновь начал кричать и браниться, понадеявшись, что разозлит похитителей и они снизойдут до разговора с ним. Но их на такую уловку было не купить. И Старик, все еще не желая сорвать голос, снова умолк несолоно хлебавши.

Вонь сводила его с ума, и привыкнуть к ней было нельзя. Отчаянно хотелось глотнуть свежего воздуха, но для этого понадобился бы длинный шланг. Который надо было забросить наверх и которого у пленника не было. Поэтому он с жадностью ловил каждый ветерок, чьи порывы иногда достигали дна ямы. Вообще-то Старик ненавидел ветреную погоду. Но сегодня он ждал ее, поскольку лишь она могла хотя бы ненадолго спасти его от миазмов.

После полудня рядом с впавшим в сидячую полудрему Стариком плюхнулась литровая бутылка с водой. Но когда он, вскочив на ноги, заорал и замахал руками, наверху уже никого не было.

Плюнув от досады, он посмотрел на плавающую в жиже бутылку. Вылавливать ее оттуда, а тем более пить из нее не хотелось. Но жажда давала о себе знать, и Старик, подавив отвращение, воспользовался милостью похитителей. Разве что не стал прикладываться к горлышку, а вливал в себя воду, занеся начисто обтертую мешком бутылку над ртом.

К счастью, вода оказалась питьевой, а не набранной в ближайшей луже. Однако, помимо жажды, Старик начинал ощущать голод. Даже несмотря на то, что он находился в месте, способном надолго отбить аппетит. Как бы то ни было, пустой желудок здешние ароматы не волновали, и он требовал свое. И с каждым часом все настойчивее.

Но наступил день, за ним вечер, а кормить пленника никто не собирался. Замаявшись сидеть, теперь он был рад тому, что у него есть возможность прилечь, и ему было начхать на неудобства. Голова кружилась от голода и смрада, и сейчас Старика волновало одно – не упасть с островка в жижу. Не потому что он боялся испачкаться – это перестало заботить его еще ночью, – а из опасения утонуть. И неважно, что нечистот в яме было по колено. Для вконец измотанного человека этого хватит, чтобы захлебнуться во сне.

Спустя сутки пребывания в своей новой, куда более отвратительной тюрьме Старик понял, что это вовсе не тюрьма, а могила. Кто-то уготовил ему долгую мучительную смерть от удушья и голода, раз уж воду он все-таки получал. Вот только за какие грехи его казнили, хотелось бы знать?

Увы, задать этот вопрос было по-прежнему некому, а кричать в небо Старику надоело, ибо оно подавно не могло ему ответить…

Глава 12

Первый разговор с пленником состоялся через трое с половиной суток после того, как его бросили в Гламурную яму.

Поморив Папу Карло голодом, вонью и неизвестностью, Мизгирь явился проведать его с бутылкой воды и буханкой хлеба. Стерегущий форпост Хан доложил, что в последние сутки «зверь» уже не кричал и не требовал встречи с похитителями, а лежал на покрышке и таращился в небо немигающими глазами. Казалось, что старик даже не дышит. Если бы не его подрагивающая левая рука, он и вовсе сошел бы за мертвеца.

Мизгирь застал его в такой же позе. Но комвзвода явился к пленнику Гламурной ямы в открытую, и тот сразу вышел из прострации, принял сидячее положение и уставился на капитана мутным взором.

– Лови! – сказал Мизгирь. Затем показал пленнику буханку и кинул ее так, чтобы он ее поймал.

Папа Карло вздрогнул, но успел прижать хлеб к груди прежде, чем тот плюхнулся в жижу. После чего так же неуклюже, но цепко схватил брошенную ему бутылку. А потом, сунув буханку в зубы, полил себе на руки водой, вытер их о мешок, который ему надевали на голову, и лишь тогда приступил к еде.

Мизгирь заметил, что свои путы – метровый кусок веревки – пленник тоже использовал практично. Он обвязал ею бутылку с водой, которую получил вчера, и повесил ту себе на шею. Затем, чтобы держать питье в чистоте (насколько это было возможно) и не уронить бутылку спросонок в грязь.

Охотники нарочно оставляли «зверью» его путы, дабы получше узнать, с кем имеют дело. Повеситься в Гламурной яме на метровой длины веревке все равно не получилось бы. Но если пленник упорно искал способ сунуть голову в петлю, такого перед охотой долго не мариновали. У пленника должно было сохраниться желание бороться за жизнь, а если он заранее списывал себя со счетов, «зверь» из него получался неважнецкий.

– Ну что, тебе хватило времени обдумать, почему ты здесь, или все еще не догадываешься? – осведомился Мизгирь, присаживаясь на корточки у края ямы.

Папа Карло продолжал молча грызть буханку, поглядывая исподлобья на комвзвода. Вид у старика был злой и изможденный, но, судя по взгляду, он понимал, о чем его спрашивают.

– Отвечай! – приказал капитан. – А иначе, видит бог, я заставлю тебя говорить!