Сорвавшийся с цепи

– Вы ошиблись, – отозвался пленник севшим голосом. – Я не тот, кто вам нужен. Я простой рабочий. Ремонтирую дорогу. Я никому не причинил зла.

– Ошибаешься, – возразил Мизгирь. – Мы тут навели у дорожников справки. Тебя зовут Пахом Чернобаев, и ты отсидел максимальный срок в Святом Остроге. Так что брось прикидываться белым и пушистым. Лучше расскажи, за что ты убил тех людей и каких еще бед натворил четверть века назад.

– Я никого не убивал. Меня подставили, – ответил Папа Карло. – Я отсидел по ошибке. Расплатился за чужие грехи.

– Ну надо же! Экий невезучий ты парень, – наигранно посочувствовал ему комвзвода. – Кого ни возьми, все насчет тебя ошибаются. Прямо не злодей, а истинный мученик! Но я повторяю вопрос: в чем провинились перед тобой те пятеро, за чье убийство тебе впаяли срок? И кончай рассказывать мне сказки о своей невиновности. Будешь честен – в скором времени выйдешь отсюда. Продолжишь юлить и лгать – я тебя в этой яме сгною.

Прежде чем ответить, Пахом доел хлеб и запил его большими глотками воды.

– Те пятеро, о которых вы говорите, собрались вместе в одном баре, чтобы меня убить, – признался Чернобаев. – И убили бы, кабы я их не опередил. Я всего лишь защищался. Так же, как поступили бы и вы на моем месте. А меня за это взяли и осудили. Где же тут справедливость?

– У этих людей были семьи?

– Почем мне знать. Может, и были. Я не интересовался.

– И на кой черт им понадобилась твоя смерть?

– После Первой Уральской по этим землям рыскало немало мстителей и охотников за головами. Да и после Второй, надо думать, их было достаточно. А вы разве не из таких? Зачем вы меня схватили и наводили обо мне справки?

– Так ты воевал? На чьей стороне? – Мизгирь пропустил вопрос пленника мимо ушей.

– Ни на чьей, – мотнул он головой. – Но этого тоже иногда хватало, чтобы перейти дорогу или «западным», или «восточным».

– Кем же ты был, если ни тем и ни другим? Бандитом и мародером?

– Обычным мирным гражданином. Старался держаться подальше от ваших разборок – они меня не интересовали. Но вам было наплевать, кто я – мирный беженец или мародер. Для вас, «восточных», я был врагом лишь потому, что не хотел сражаться за вашу чертову независимость! А зачем она мне сдалась? Я уже был независимый! Причем и от вас, и от «западных», чьи руки также были по локоть в крови и чьи лозунги звучали столь же мерзко.

– То есть прикидываешься мирным беженцем, да? – переспросил комвзвод. – Ну-ну, заливай больше! Думаешь, я не в курсе, что во время войны ты состоял в банде некоего Мотыги? Того, которого грохнули потом братья Дерюжные.

– Знать не знаю ни про какого Мотыгу, ни про здешние банды, – отрезал Чернобаев. – Это кто вам про меня такое наплел? Случайно, не Колька Чулым?

– Нет, не Колька, – соврал Мизгирь. Пленник не узнал его, а иначе бы уже припомнил, что виделся с ним на заднем дворе «Козырного короля». – Но есть в округе люди, которые не забыли, кто такой Пахом Чернобаев. И на кого он работал, прежде чем загремел в Острог…

На самом деле Мизгирь не наводил о Папе Карло справки в дорожной службе, так как это выглядело бы подозрительно. Вместо этого он наказал своим людям подслушивать в барах разговоры дорожников. И вот вчера выяснилось, что один из их коллег уже третий день не выходит на службу. И что в бараке, где он жил, его тоже не видели с самого воскресенья. Разумеется, пропавшего без вести бывшего зэка знали на работе под настоящим именем. И знали, за что он отсидел, поскольку его устроил туда сам начальник Острога.

С этими сведениями и пришел Мизгирь к кладовщику «Гордой», о котором заикнулся тогда в беседе с Чулымом. Однако старенький дядя Вася мало чем помог комвзвода.

«Ты думаешь, я тутошних окаянных бандюков по именам знал? – усмехнулся кладовщик в ответ на вопрос, знаком ли ему некий Пахом Чернобаев. – Они же друг друга только по кликухам называли, да и те поди все упомни. Кто из них мог убить пятерых и загреметь на долгий срок? Ну ты и вопросы задаешь! Да кто угодно! За каждым такой список грехов числился, что его на суде три дня кряду зачитывали бы. Хотя после гибели Мотыги большинство его подручных разбежалось, а прочие в могилы слегли. Так что в Остроге, сдается мне, чалилась мелкая сошка. Одна из шестерок, которую скормили тогдашнему правосудию так же, как Чулым «скормил» выживших дерюженцев «святым»…

– Даже так? И почему вы не устроили мне очную ставку с тем свидетелем? – поинтересовался Папа Карло в ответ на последнее заявление Мизгиря.

«Потому что дядя Вася не входит в охотничий клуб», – должен был сказать на это капитан, но, разумеется, не сказал.

– Я почти три месяца на воле, но до сих пор не встретил ни одного старого знакомого, – продолжал Пахом. – А вы вот так запросто его нашли? По-моему, вы мне лжете.

– Единственный лжец здесь – это ты, – возразил комвзвода. – Только зачем нам предъявлять тебе какие-либо доказательства? Ты не на суде, а я не твой прокурор. Мы достаточно о тебе разузнали, осталось лишь, чтобы ты сам признался во всех своих злодеяниях. Полная искренность – твой единственный ключ к свободе.