— Себя, — Настя снова сверкает глазами, это не женщина, а фейерверк какой-то, — а кого еще ты предлагаешь мне здесь увидеть?
— Где здесь ты? — нахально интересуется Эрик. — И кстати, кто ты, вишенка, не напомнишь?
— Анастасия Варлей, — шепотом отрезает Настя, и даже её шепот звучит ершисто.
— Извини, я не расслышал, — Змей даже позволяет себе зевнуть, — там за окном ветер дул, я ничего не разобрал. Так кто ты?
— Анастасия Варлей, — Настя разворачивает плечи, впиваясь в Эрика кровожадным взглядом.
— Уже лучше, змейка, — Эрик сохраняет на лице все то же скучающее выражение, — только я все равно ничего не разобрал. Кто ты, кто ты?
Она разворачивается к нему так резко, что даже умудряется хлестнуть его волосами по лицу.
— Я — Анастасия Варлей, — а вот это уже хорошо, в этом яростном рыке чувствуется её сила, — вынь свои бананы из ушей, Змей! Так тебе хорошо слышно?
— Замечательно, — Эрик невозмутимо кивает, — вот только погоди-ка, детка? Та самая Варлей, которую на танцевальных чемпионатах Европы хотели по пять тысяч зрителей, невзирая на пол и возраст? Эта Варлей? А где ты её видишь, моя вишенка? Я перед собой вижу будущую монашку.
Настя снова отворачивается, плечики снова опускаются. Глаза, так ярко горевие еще минуту назад, тускнеют.
Да, там, в зеркале, отражается отнюдь не та, кто будоражил умы танцевальных фанатов. В этой девушке сложно заметить ту звезду. Если бы Эрик уже не пробовал её в деле, лично не выводил её на паркет, он вообще бы не подумал, что она — и танцует. Она даже осанку теряет, когда надевает эти тряпки.
— Может, её и нет уже совсем, — тихонько произносит Настя, чуть ли не ежась.
— Это неправильный ответ, змейка, — фыркает Эрик и прихватывает пальцами подол её свитера и тянет его вверх. Там, под ним только простенький черный бюстгальтер.
— Во-о-от, кажется, что-то начинает виднеться, — задумчиво тянет он, а потом находит кончики завязок у юбки, распуская их и заставляя этот непутевый кусок ткани упасть на пол.
Вот так.
Вот так видно длинные проворные ножки. Идеально пропорциональное тело, с мягкой, такой манящей грудью. Детка, которую Змею хочется жарить круглосуточно.
— Ты красивая, видишь? — Эрик тянет с волос девушки резинку, распуская их по плечам. — Ты такая красивая, что я уже сейчас хочу залезть к тебе в трусики. И любой захочет. Так зачем ты себя убиваешь этим уродством?
Больше ласки, меньше грубости. Девочка реагирует даже на малейшую пошлость. И реагирует негативно.
А про таланты Змея к «ручному труду» они еще позже обстоятельно побеседуют.
— Скажи мне честно, ты просто хотел меня снова раздеть? — подозрительно бурчит Настя, но выглядит она уже чуточку бодрее. — Есть ли вообще в ходе дня хоть одна секунда, когда ты не думаешь про секс?
— Когда я трахаюсь, я о нем не думаю, — Змей ухмыляется, проводя пальцами по гибкой спинке, — ты, конечно, права. Я хотел тебя раздеть. Потому что то, что ты надела — это нужно сжечь, чтоб ты точно никогда больше на себя это не напялила.
— Я не могу так выйти из дома, — Настя разворачивается к Эрику, скрещивая руки на груди, — к сожалению, законы в этой стране сочтут это за неподобающее поведение.
— Ужасные законы, я согласен, — Эрик согласно кивает, — и как вы с ними живете?
— И все-таки, что ты мне посоветуешь? — Настя продолжает язвить. — Юбку, чтоб трусы видно было?
— Красоту необязательно продавать задешево, — назидательно роняет Змей, опуская ладонь на подтянутый животик, — ну что, неужели у тебя совершенно нет ничего, что могло бы не убивать тебя на месте? Мне снова сводить тебя в магазин? Знаешь, я не против, но мы опоздаем к съемкам.
Настя тихонько вздыхает и снова шагает к шкафу.
Недовольно дергает вешалки по штанге, а потом выхватывает из глубины шкафа вешалку с платьем, спрятанным в самый тыл.
Голубое, в мелкий горошек, изящное, сидящее точь в точь по фигурке, подчеркивающее прозрачную фарфоровую кожу и мягкие манящие губы. И этот весьма-весьма многообещающий бант на груди.
Надо же!
Не все так грустно!
— Вот эта девочка заводит воображение, да, — Эрик склоняется к шее девушки, захлебываясь её запахом, — хотя и это еще не Анастасия Варлей. Но она еще может ей стать. А та, что была до этого — только в монастырь. Грехи замаливать!
От последнего предложения у Насти полыхают щеки. Да-а-а, детка, припомни ночь на троих, прикинь, сколько всего тебе предстоит замолить, и осознай всю тщетность своих чаяний. Твою страсть нельзя прятать в мешок. Она должна сиять на весь мир. Пусть даже и трахать тебя будет только Змей.
И все же, почему она так старательно прячет глаза?
— Эмиль уже видел тебя в нем? — мягко уточняет Эрик, глядя в глаза Насте, сквозь зеркало.