— Я ужасно раскаиваюсь, что так задержался, — с таким искренним сожалением сообщает Эрик и без зазрения совести обнимает меня покрепче. Взгляд у папы на минуту становится острым и практически убийственным. Хватка Эрика, оказавшегося под прицелом глаз моего отца, не ослабевает.
— Ну, этот хоть с яйцами, — насмешливо комментирует мой отец и протягивает Эрику руку для рукопожатия, — Валерий Петрович.
Я сама не замечаю, как оказываюсь на кухне сидящей на стуле, пока Эрик деловито кромсает ветчину, которую притащил для меня уже лично папа под девизом «я же знаю, что ты недоедаешь».
— Вот то-то и оно, что с мясом мужик должен дело иметь, — удовлетворенно басит папа.
Я закатываю глаза.
Боже, это мясо…
Сколько крови он выпил нам с мамой, не подпуская даже к банальной колбасе...
Эрик не дует в ус. Отчасти и потому, что на его физиономии усов не водилось как явления. Трехдневная щетина — это смертельное оружие, неизбежно воспламеняющее нижнее белье всех невоздержанных дамочек — и меня в том числе — это да. А вот усов — ни-ни!
— Настюш, ну как ты так живешь, даже кофе кончился, — ворчит папа, заглядывая в пустую банку.
Как как… Да я, строго говоря, в этой квартире появляюсь, только для того, чтобы дух перевести, и то не так уж много мне дают на это времени…
— Давай быстренько сгоняй, «Пятерочка» в трех шагах отсюда.
Ой! Блин, папа, ну что за дичь, ты же не собираешься вести серьезный отцовский разговор с моим, без году неделя, свежим кавалером?
Собирается…
По глазам вижу — собеседование для Эрика еще не закончено.
— Иди, моя змейка, и мороженого прихвати, — обворожительно улыбается Эрик, сам не зная, что кладет свою голову в пасть льву. Или зная? Уж больно у него глаза серьезные.
— Уверен? — спрашиваю я по-итальянски, чем удостаиваюсь косого взгляда с папиной стороны. — Ты ведь понимаешь…
— Понимаю, — фыркает Эрик, — нам ведь нужен кофе, моя вишенка.
Его взгляд становится практически требовательным. Ох, Эрик. Ну вот скажи, и на кой тебе это нужно? Любой другой кавалер десять раз подумал бы, стоит ли ему оставаться наедине с папой своей любовницы. Но Эрик упрямый как козел, переспорить его практически нереально.
— Какое мороженое ты будешь? Шоколадное? — я сдаюсь.
— Да, — он дарит мне очередную откровенную свою улыбку, — я обожаю шоколад, ты же знаешь!
О, да, я знаю…
После сегодняшнего я знаю об этой пагубной склонности своего Змея удивительно много. Интересно, какая участь будет ждать мороженое?
Так. Ладно. Я быстро!
Всего-то и надо набросить на плечи джинсовку, застегнуть на щиколотках ремешки босоножек и метнуться туда-обратно.
История происходит в лучших традициях «назло». На кассе очередь, банка кофе оказывается с испорченным штрихкодом, светофор перемигивает возмутительно долго. Если бы не действительно сильная насыщенность движения на этой улице, я бы рискнула и рванула бы на красный…
К подъезду я подхожу торопливым шагом. Надеюсь, Эрик там еще живой? И у него еще все конечности на месте? Кто знает, может, после Назарова папа решил устраивать краш-тест всем моим поклонникам?
Я настолько загружена собственными мыслями, что не особо смотрю по сторонам, просто пролетаю через дорогу, через двор,сначала врезаюсь в оказавшегося на моем пути мужика, а потом только замечаю его существование.
— Изви… — мои слова гаснут у меня в горле, как только я поднимаю взгляд.
— Ну, здравствуй, женушка, — в крокодильем оскале щерит зубы Назаров.
Иногда они возвращаются, блин!
Выглядит Дэн паршиво, кстати. Глаза запавшие, под глазами мешки. Судя по запаху — он еще и забухал.
За папой проследил, не иначе. Черт, вот если бы я не была так глубоко загружена своими мыслями, я бы заметила его машину, припаркованную у соседнего подъезда. Маскировка уровня бог — спрятал за кустом сирени. Край выебистой аэрографии на заднем крыле все равно виднеется.
— Господи, как ты мне надоел, муженек… — вырывается у меня изо рта едкое.
Боже, как у него вспыхивают глаза. Я аж отшатываюсь на пару шагов, потому что если серьезно — выглядит это действительно жутковато.
Жаль только мое отступление совпадает с резким броском Дэна, который вновь сводит расстояние между нами к нулю, а потом резко замахивается…
Я не успеваю уклониться.
Хлесткая, сильная пощечина обжигает левую сторону моего лица, ослепляя болью.
— Ты охренел? — взвизгиваю я, хватаясь за пылающую болью щеку.
— Ну что, и где твой смазливый макаронник, а? — с издевкой шипит Назаров, хватая меня за запястье. — И почему я сразу не догадался, что шлюха будет прятаться только у шлюхи? К кому еще ты могла сбежать, как не к этой дешевке Михайловской.
— Для того чтобы думать — нужно иметь мозг, Дэнчик, — я со всего размаху пинаю его подошвой босоножки по пальцам правой ноги, — хотя бы чуточку. А ты свои запасы как исчерпал, так тебе нового и не поставляют.
Увы. То ли пнула я слабо, то ли кроссовок у Дэна толстенный, то ли сам Назаров от бешенства не заметил удара.
— Тебе мало, да? — Назаров дергает меня в сторону. — Ничего, сейчас приедем домой, я с тобой разберусь, шалава.
Он совершенно слетел с катушек.