Я не знала, что сказать. Я и без того полагала, что после ее смерти все достанется мне, но никогда не спрашивала ее о завещании. Но если она решила поделить свое имущество между несколькими заслуживающими доверия благотворительными организациями или оставить все церкви, она имела на это право. В суд я из-за этого не пойду.
Раздался ее сухой и ломкий шепот.
— Но он тебе ни к чему, ты продашь его. Ведь так?
Я уклончиво пожала плечами, хотя, конечно, я собиралась его продать. А что же еще? Она была последним звеном, которое связывало меня с городом; все эти годы я приезжала сюда лишь ради нее. Дом был красивый, но зачем мне жить в нем, когда я могу долго безбедно жить на деньги, вырученные с его продажи; а если вложить их с умом, то мне вообще хватит до самой смерти.
— Может быть… если ты не против.
Она закрыла глаза.
— Не могу просить…
Мой пульс участился. Так какую жертву я должна принести? Что сделать, чем доказать свою любовь? Может, она хочет, чтобы я формально отказалась от своих прав на наследство?
— Ты должна, — сказала я, ненавидя себя за дрожь в голосе. — Говори. Я сделаю, как ты хочешь.
Она открыла глаза.
— За ним надо приглядывать. Когда я умру, у него совсем никого не останется.
Такого я не ждала.
— Ты хочешь, чтобы я отдала кому-то дом?
Глубокие морщины взбугрили ее лоб.
— Нет, конечно, нет. Ему это не нужно. Дом твой. Он привык там жить, но, по-моему, место жительства не имеет для него значения.
— Ма, что-то я ничего не понимаю. О чем ты толкуешь?
Она вздохнула.
— Я хочу, чтобы ты о нем заботилась. Ему нужно быть с кем-то. А ты…
— О ком ты говоришь?
Ее бледные брови поднялись в изумлении.
— О мистере Будро, разумеется.
Это было имя, которого я не слышала много лет.
Старый мистер Будро был бабушкиной симпатией.
Не знаю, где я взяла это выражение, но помню, что в детстве оно мне нравилось, и еще мне казалось, что оно как-то подходит старичку, который жил в доме бабули. Он был тем, кто пробудил в ней симпатию, с кем она была милой, и сам он был милый и славный, прямо сладкий, как те маленькие пирожные, покрытые толстым слоем глазури приятных пастельных тонов, которые назывались «каприз».
Конечно, разразился скандал, когда Нэнни вернулась из Нового Орлеана с этим коротышкой, который буквально висел у нее на локте, и, ничего никому не объясняя, не пытаясь придать их отношениям лоск, принятый в обществе, просто поселила его у себя. Она продала дом на Ривер Оукс и перебралась в особняк, который начал строить еще ее покойный муж, да так и не достроил. В обществе, где она прежде была хозяйкой, такое поведение считалось недопустимым, и ей до конца не дали об этом забыть.
— Почему бы вам с мистером Будро не пожениться? — помню, спросила я как-то раз у бабули. Обычно дети воспринимают все, что происходит у них в семье, как норму, но я знала, что бабушка повела себя неправильно, потому что мои родители сильно из-за этого беспокоились.
— Брак для тех, кто помоложе, дорогуша, — ответила она. — Я не хочу выходить замуж еще раз, а мистеру Будро вся эта канитель не нужна.
Я так и не узнала, как этого человечка звали и где он жил до тех пор, пока не сошелся с бабушкой. Не потому, что это была тайна; просто я никогда не спрашивала. В детстве меня совсем не интересовали отношения между взрослыми, а когда я подросла и у меня завелись свои отношения со сверстниками, дела стариков стали мне тем более безразличны. Я вообще считала, что он умер через пару то ли недель, то ли месяцев после бабушки, а не то за несколько лет до нее.
В общем, я была уверена, что его нет в живых, когда обещала моей умирающей матери заботиться о нем. Да, честно, до тех пор, пока буду нужна ему. Нисколько я не возражаю! Напротив, сделаю все с радостью. Это походило на разговор с ребенком, который еще верит в Санта-Клауса, и я, хотя и не видела в этом большого вреда, все-таки жалела, что пришлось обмануть мать, и огорчалась тем, что она, всю жизнь такая заботливая и внимательная ко всем на свете, под конец все же погрузилась в расплывчатый старушечий сон о прошлом.
Но как это было похоже на мою мать: даже на смертном одре она продолжала заботиться о других.
Мир снизошел на нее после того, как я дала ей обещание. Больше она не сказала ни слова. И умерла примерно час спустя, не отнимая своей руки из моих ладоней.