Сосны. Город в Нигде

Итан пытается открыть глаза, чтобы увидеть Поупа. Чувствует, что балансирует на грани обморока, и жаждет его – и ради облегчения нынешней боли, но куда более – чтобы отгородиться от вызванного рассудком отчетливого образа Аашифа и той пыточной камеры.

– Следующий, кто будет висеть под этим потолком, увидит такой же полароид с тобой, – вещает Аашиф. – Ты понимаешь? У меня есть твое имя. У меня также есть веб-сайт. Я выложу фотки того, что делаю с тобой, чтобы весь мир видел. Может, твоя жена тоже их увидит. Ты напишешь все, что я хочу знать, все, что ты пока что держишь при себе.

– Кто ты такой? – спросил Поуп.

Итан позволил рукам упасть вдоль тела.

– Кто ты такой?

Он больше даже не пытался обороняться, думая: «Какая-то часть меня никогда не покидала эту комнату в Фаллудже, смердевшую тухлой кровью».

Желая, чтобы Поуп уже добил его, милосердно погрузив в беспамятство, прикончив давние воспоминания, прикончив его нынешние мучения.

Две секунды спустя он пришел – удар в подбородок, полыхнувший перед глазами белым жарким светом, будто сработавшая фотовспышка.

Глава 06

Загруженная посудомоечная машина натужно стонала, проводя мойку, а Тереза, давным-давно перевалившая за точку полнейшего изнеможения, стояла у раковины, вытирая последнее блюдо. Убрала его в буфет, повесила полотенце на дверцу холодильника и включила свет.

Пробираясь через темную гостиную к лестнице, ощутила, как на нее наваливается нечто куда худшее, чем эмоциональные последствия этого долгого-долгого дня.

Всепоглощающая пустота.

Через несколько коротких часов взойдет солнце, и во многих отношениях это будет первое утро остальной ее жизни без него. Этот последний день был ради прощания, ради того, чтобы наскрести те крохи душевного покоя, которые удастся отыскать в мире без Итана. Их общие друзья оплакали его, им наверняка всегда будет его недоставать, но они пойдут дальше – уже пошли дальше – и неизбежно забудут его.

Она никак не могла отделаться от ощущения, что начиная с завтрашнего дня останется в одиночестве.

Со своим горем.

Со своей любовью.

Со своей утратой.

И было в этой мысли что-то столь сокрушительно одинокое, что Терезе пришлось остановиться у основания лестницы, положить ладонь на перила и перевести дыхание.

Стук напугал ее, подстегнул пульс.

Повернувшись, Тереза уставилась на дверь. В голове пронеслось, что звук ей мог просто почудиться.

Сейчас 4.50 утра.

Что может кому-либо понадобиться…

Снова стук. Настоятельнее, чем прежде.

Тереза босиком пересекла прихожую и приподнялась на цыпочки, чтобы поглядеть через глазок.

Под светом фонаря на крыльце увидела на веранде мужчину под зонтиком.

Невысокий. Совершенно лысый. Лицо – невыразительная тень под каплющим навесом. Одет в черный костюм, от которого дыхание у нее перехватило, – федеральный агент с новостями об Итане? Какие еще причины могут заставить человека стучаться к ней в дверь в подобный час?

Но галстук совершенно неподходящий.

Броский, в сине-белую полоску – чересчур стильный и шикарный для федерала.

Через глазок она увидела, как пришелец протянул руку и постучал еще раз.

– Миссис Бёрк, – сказал он. – Я знаю, что не разбудил вас. Я видел вас у кухонной раковины всего пару минут назад.

– Чего вы хотите? – осведомилась она через дверь.

– Мне надо с вами поговорить.

– О чем?

– О вашем муже.

Она зажмурилась, открыла глаза снова.

Человек все там же, и сна у нее ни в одном глазу.

– А что о нем? – спросила.

– Было бы проще, если бы мы могли сесть лицом к лицу и поговорить.

– Сейчас ночь-полночь, а я даже не представляю, кто вы такой. Я ни за что не пущу вас в дом.

– Вам стоит услышать то, что я хочу сказать.

– Скажите через дверь.

– Не могу.

– Тогда возвращайтесь утром. Тогда я с вами поговорю.

– Если я уйду, миссис Бёрк, вы больше меня не увидите, и уж поверьте, это станет трагедией для вас с Беном. Клянусь… Я не собираюсь причинять вам вред.

– Убирайтесь от моего дома, или я звоню в полицию.

Сунув руку под пальто, мужчина достал полароидный снимок.

И когда поднес к глазку, Тереза ощутила, как внутри что-то оборвалось.

На фото Итан лежал обнаженный на стальном операционном столе под больничным голубоватым светом. Левая сторона тела обратилась в сплошной кровоподтек, не поймешь даже, жив он или мертв. Не успела Тереза сообразить, что творит, как ее рука уже протянулась к цепочке и повернула щеколду замка.