Однако образы обязаны выполнять и другие функции. Корпорации, правительства, политические и интеллектуальные лидеры – все они ценят стабильный (и в то же время динамичный) имидж в качестве составной части ауры своих авторитета и власти. Медиатизация политики уже стала всепроникающей и в результате становится мимолетным, поверхностным и иллюзорным средством, с помощью которого индивидуалистическое общество скитальцев демонстрирует свою ностальгию по общим ценностям. Производство и маркетинг подобных образов устойчивости и мощи требует значительного интеллектуального мастерства, поскольку необходимо поддерживать длительность и стабильность имиджа, одновременно подчеркивая адаптивность, гибкость и динамизм лица или вещи, о формировании имиджа которых идет речь. Более того, имидж приобретает абсолютную значимость в процессе конкуренции не только за счет признания брендового имени, но и благодаря различным ассоциациям с «респектабельностью», «качеством», «престижем», «надежностью» и «новизной» (
Разумеется, символы богатства, статуса, славы и мощи, равно как и классовой принадлежности, всегда были важны в буржуазном обществе, но, как представляется, прежде эта значимость была не настолько большой, как сейчас. Растущее материальное благосостояние, порожденное во время послевоенного фордистского бума, поставило проблему конвертации растущих доходов в платежеспособный спрос, удовлетворяющий растущие притязания молодежи, женщин и рабочего класса. Учитывая потенциал более или менее произвольного производства имиджей в качестве товара, для накопления становится оправданным – по меньшей мере отчасти – функционировать на основе чистого имиджевого производства и маркетинга. В таком случае эфемерность подобных образов может быть в некотором смысле интерпретирована как борьба, ведущаяся всевозможными угнетенными группами за утверждение собственной идентичности (в виде уличной культуры, музыкальных стилей, причуд и мод, создаваемых ими для себя), и стремление конвертировать эти новшества в коммерческое преимущество (блестящим первопроходцем в данном случае оказалась Карнаби-стрит[89]
в конце 1960-х годов). В результате нам кажется, будто мы живем в мире эфемерных искусственных образов, и благодаря этому психологическое воздействие сенсорной перегрузки того типа, который выявляют Зиммель и Тоффлер, начинает работать с удвоенным эффектом.