Состояние постмодерна. Исследование истоков культурных изменений

Именно здесь мы можем вновь обратиться к утверждению Бурдьё о том, что у каждого из нас есть формируемая опытом власть регулируемой импровизации, которая наделяет нас «бесконечной возможностью порождения тех или иных продуктов – мыслей, восприятий, выражений, действий, – пределы которых установлены исторически». Именно посредством подобных механизмов, утверждает Бурдьё, любой установленный порядок склонен производить «натурализацию собственной произвольности», выражаемую в «ощущении пределов» и «ощущении реальности», которое, в свою очередь, формирует основу для «неискоренимой приверженности установленному порядку». Воспроизводство социального и символического порядка посредством использования различия и «инаковости» в атмосфере постмодернизма более чем очевидно.

Так откуда же может прийти реальное изменение? Начнем с того, что приобретаемые в условиях капитализма противоречивые виды опыта (многие из них представлены в табл. 22.1) делают новизну несколько менее точно предсказуемой, нежели это было при встрече Бурдьё с кабилами. Механическое воспроизводство ценностных систем, верований, культурных предпочтений и т. д. невозможно именно благодаря спекулятивному обоснованию внутренней логики капитализма, а не вопреки ему. В основе оригинальной мысли всегда лежит изучение противоречий. Но в то же время очевидно, что выражение подобных противоречий в форме объективных и материализованных кризисов играет ключевую роль в разрыве могущественной связи «между субъективными структурами и объективными структурами», и, следовательно, здесь возникает основа для критики, которая «приводит невысказанное в поле дискуссии и несформулированное – к формулировке». Хотя кризисы в опыте пространства и времени, в финансовой системе или экономике в целом способны формировать необходимое состояние для культурного и политического изменения, принципиальные условия для этого лежат гораздо глубже – они погружены во внутреннюю диалектику производства мышления и знания. Ведь именно здесь, как говорил Маркс, «мы строим наше здание в воображении, прежде чем мы построим его в реальности» [Marx, 1967, vol. 1, р. 178; Маркс, 1960, с. 189].

Глава 24. Произведение искусства в эпоху электронного воспроизводства и банков образов

Вальтер Беньямин писал: «Произведение искусства в принципе всегда поддавалось воспроизведению», – однако механическое воспроизведение «представляет собой нечто новое». Оно конкретизировало предсказание поэта Поля Валери: «Подобно тому, как вода, газ и электричество, повинуясь почти незаметному движению руки, приходят издалека в наш дом, чтобы служить нам, так и зрительные и звуковые образы будут доставляться нам, появляясь и исчезая по велению незначительного движения руки». Последствия, которые предвидел Беньямин, не раз с избытком подчеркивались прогрессом в сфере электронного воспроизводства и возможности хранения извлеченных из их актуальных контекстов пространства и времени образов для непосредственного использования и воспроизведения на массовой основе.

Возросшая роль масс в культурной жизни имела как позитивные, так и негативные последствия. Беньямин опасался их желания сделать вещи ближе в пространственном и человеческом смысле, поскольку это неизбежно вело к мимолетности и воспроизводимости как отличительным особенностям системы культурного производства, которая прежде характеризовалась уникальностью и постоянством. Та легкость, с которой фашизм смог поставить себе на службу все описанное выше, стала предупреждением, что демократизация культуры рабочего класса необязательно была неким абсолютным благом.

В действительности же на кону в данном случае стоит анализ культурного производства и формирования эстетического суждения посредством организованной системы производства и потребления, опосредованной сложными разделениями труда, задачами продвижения продукции и механизмами ее сбыта. В итоге сегодня вся эта система находится во власти обращения капитала (в подавляющем большинстве случаев имеющего мультинациональный характер).

В качестве системы производства, маркетинга и потребления она демонстрирует множество характерных особенностей в той форме, которую принимает ее трудовой процесс, и в присущем ей способе связи между производством и потреблением. Единственное, чего нельзя о ней сказать, – это отсутствие в ней оборота капитала, а также осознания законов и правил накопления у практиков и агентов, действующих внутри этой системы. Кроме того, эта система определенно не является контролируемой и организованной демократическим способом, даже несмотря на то что потребители сильно рассредоточены и имеют далеко не минимальное право голоса по вопросам о том, что должно производиться и какие эстетические ценности должны транслироваться.