Социалистический реализм: превратности метода

В любом случае сегодня разворачивается (хотя по-разному в разных художественных течениях) тенденция отказа художника от своего «я» как некого самодостаточного и единственного исхода своих творческих интенций; все чаще художник пытается найти источники их содержания в окружающей его действительности. Соответственно, его уже не устраивает до конца ни рыночный модус общественного бытия искусства, ни абстрактно-креативный принцип «искусство для искусства». «Самопроизвольное, а не “спущенное сверху” переключение искусства на имперскую тематику, — пишет С. Попов, — вообще говоря, означает, что искусству не так интересны собственные внутренние задачи (l art pour lart) ... как задачи государственные, идеологические, притом, совпадающие с сакральными и надындивидуальными»[150].

То обстоятельство, что, с одной стороны, общественно-политическая действительность сегодня обретает все более отчужденные формы, а с другой — господствующая в культуре ситуация все сильнее обрекает искусство на постмодернистскую самодостаточность — в силу этого данное «имперское направление» становится той формой идеального, в котором получают свое развитие как политические идеи (какие и как — эти вопросы, видимо, для данного направления уже не столь важны), так и художественные интенции. Это отмечает и С. Попов: «Как креативное поле оно становится едва ли не серьезнее, интереснее и провокативнее самой этой политической реальности...»[151]

.

Но, к сожалению, приходится признать, что в любом случае все эти «имперские» идеи оказываются далеки по своему значению от всеобщей природы общественного идеала, характерного для советской культуры — Нового человека, творчески преобразующего этот мир в соответствии с имманентными законами культуры. А ведь именно идеал Нового человека придавал советской культуре характер такого всеобщего, которое делало ее не просто частью мировой культуры, но именно — и это принципиально важно — всемирной формой ее выражения, кстати, откуда проистекала и ее интернационалистичность.

В ходе анализа предпосылок актуальности идейного дискурса соцреализма выявляется еще одна важная его характеристика. Речь идет о телеологии советской культуры. «Как вся наша культура, как все наше общество, искусство наше, — писал А. Синявский, — насквозь телеологично. Оно подчинено высшему назначению и этим облагорожено»^[152]

. На эту особенность советской культуры указывает и Г. Гюнтер: «Соцреализм направлен на мобилизацию эмоциональной энергии масс, его политическая мифология сугубо функциональна: путем упорядочения картины мира она организует в соответствующем направлении деятельность людей. Она, таким образом, целенаправленна»^[153].

Именно телеологический характер советской культуры обусловливает деятельностный принцип искусства соцреализма, что также приводит к актуализации его идейного дискурса. Если разотчуждение — это особый вид деятельности, то соответственно возникает и вопрос — деятельность во имя чего? (напомню: любая деятельность человека отличается от активности животного, в частности, тем, что всегда имеет цель).

Как следствие, соцреализм требует от художника реального отношения, действительной позиции (2), которая формируется не в области искусства, ибо здесь она находит лишь свое выражение. Острота общественных противоречий (не всегда касающихся его лично), в которых находился художник, часто ставила его в ситуацию жесткого выбора: либо приспосабливаться к ним, либо пытаться их каким-то образом разрешать. Иногда ситуация для художника была настолько жесткой, что вопрос вставал буквально как проблема: кто кого. Эти противоречия часто разыгрывались не только на иерархической вертикали общественных отношений, затрагивающих связь «художник—власть», но и на горизонтали — в отношениях с коллегами. Как писал И.В. Кондаков: «Никакого нейтрализма — ни в социально-политических отношениях, ни в идеологии, ни в культуре: “кто не с нами — тот против нас”»[154].

В силу сказанного становится понятно, почему соцреализм с его идейной составляющей стал попыткой ответа на тот род беспокойства о литературе, который однажды выказал А.П. Чехов: «Мы пишем жизнь такой, какой она есть, а дальше ни тпру, ни ну: дальше хоть плетями нас стегайте. У нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и в нашей душе хоть шаром покати»[155]

.

Вспоминая мысль В.В. Маяковского о том, что без тенденции нет искусства, в то же время не надо забывать и другого: эта тенденциозность должна выражаться в таких художественных формах, чтобы она не была навязчива, чтобы она вытекала из самого художественного произведения. Именно об этом и говорил на Первом съезде союза писателей В.М. Киршон[156].

* * *