В декабре 1926 г. советский военный атташе в Германии Лунев в докладной записке Уншлихту отмечал наличие разницы в подходах к сотрудничеству с советской стороной у главнокомандования райхсвера и державшегося автономно от него руководства германского ВМФ. Германский адмиралитет (Щенкер, Рэдер, Канарис) опасался, что усиление советского флота будет означать его выход из Финского залива. Это ставило, полагал Лунев, руководство «райхсмарине» перед необходимостью занять определенную позицию в случае столкновения СССР «с 3-й стороной (не говоря уже об англофильских тенденциях в германском флоте)». В данной связи Лунев призвал к особой осторожности и, более того, предлагал «сотрудничество в морских вопросах — саботировать», сведя его лишь к посылке советских моряков в Германию и получению от немцев чертежей. Он советовал «ни в коем случае не пускать их специалистов в наш морской аппарат на длительные сроки», а единственно предоставить им советские воды для учебного подводного плавания и опытов на судах с частью советского экипажа[364]
. Размышления Лунева по этой проблеме чрезвычайно важны, поскольку его «Докладная записка» стала основой доклада Уншлихта в Политбюро ЦК ВКП(б) и Сталину от 31 декабря 1926 г.[365], на основании которой ареопаг высшей власти в СССР принимал решения по обеспечению военного строительства в СССР.В декабре 1926 г. СТО, как известно, была утверждена первая шестилетняя программа военного кораблестроения (1926–1932 гг.). Она предусматривала строительство 12 подводных лодок, 18 сторожевых кораблей, 36 торпедных катеров, капитальный ремонт линейного корабля «Октябрьская революция» (бывший «Гангут»), достройку крейсеров «Червона Украина», «Красный Кавказ», а также нескольких эскадренных миноносцев[366]
. Реализация этой программы шла трудно. И не случайно наркомвоенмор и член Политбюро ЦК ВКП(б) Ворошилов, выступая на XV съезде ВКП(б) (декабрь 1927 г.), говорил об «архаических пережитках в военной промышленности» и о производствах «чуть ли не времен Ивана Калиты». Действительно, состояние судоремонтных заводов выглядело не лучшим образом. Собственными силами выполнить программу кораблестроения было не под силу. Существовало всего семь судостроительных заводов, причем Балтийский, Николаевский, Ленинградский (им. Марти) заводы, а также Дальзавод и Сев. морской завод были построены еще в прошлом веке, а второй Николаевский завод и Северная верфь — в 1911 г.[367]Между тем пауза в отношениях руководителей флотов обоих государств затягивалась. Она объяснялась как настороженностью руководства германского ВМФ, так и разоблачительной кампанией в связи с «гранатной аферой» и затянулась вплоть до середины 1928 г., когда по инициативе начальника ВМС Муклевича был поднят вопрос о заходе военных кораблей Балтфлота в порты Германии в период с 28 июля по 5 августа 1928 г. Первоначально это даже называлось «большой поход Балтийского флота», поскольку предполагалось, что Германию (Киль, Свинемюнде, Штеттин) посетят 9(!) эскадренных миноносцев. Реввоенсовет СССР данной акции придавал чрезвычайно большое значение, поскольку сие означало бы, что «впервые, после 10 лет» (т. е. после революции) кораблям Балтфлота удалось бы «совершить поход с заходом в заграничные порты»[368]
.Однако Берлин, от которого Москва — по политическим соображениям — хотела получить согласие на заход советских кораблей, медлил.
2 августа 1928 г. полпред телеграммой в НКИД доложил, что заход до 11 августа невозможен из-за проходивших на Балтике маневров германского флота с боевыми стрельбами. Было предложено 21 сентября, причем как сообщил Корку германский адмирал Вотс, советским кораблям будет оказана «обычная встреча, предписываемая международными правилами». Крестинский в разговоре с заведующим Восточным отделом МИД Германии Дирксеном настаивал на организации «дружественного» приема[369]
. Телеграмма Крестинского убедила Москву отложить «визит» Балтфлота в Германию до второй половины сентября, причем, РВС решил направить уже не 9, а 6 кораблей (2 дивизиона).