Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг.

29 марта 1926 г. Дирксен о переговорах Уншлихта с Зектом записал со слов руководителя «Вогру» майора Фишера, что Зект пообещал ликвидировать ГЕФУ, а на Предложение Уншлихта о создании заводов и соответствующих германских гарантированных заказах дал согласие, «но только в рамках отпущенных средств». Уншлихт указал, что позитивно прошедшие переговоры с представителями фирм «Райнметалл», «Крупп», «К. Цайсс» «окажутся напрасными» без соответствующего финансирования проектов. В таком случае, записал Дирксен, Уншлихт обратится к французам (ф. «Шнайдер-Крезо»). В качестве альтернативы, — записал Дирксен, — предлагалось перепрофилирование заводов на производство тракторов и моторов («Деньги на тракторные заводы выделены. — Юнктим с 300-миллионным кредитом»)[241].

30 марта 1926 г. по приглашению Крестинского состоялся завтрак, в котором с советской стороны участвовали Крестинский и Уншлихт, с немецкой — райхсканцлер Лютер, министр иностранных дел Штреземан, статс-секретарь МИД Шуберт и Ф. Кемпнер, главнокомандующий райхсвером Зект и начальник генштаба Ветцель. После завтрака в ходе беседы Уншлихт изложил свою программу канцлеру (строительство в СССР заводов по производству тяжелой артиллерии, ОВ, другого вооружения, включая оптические приборы и инструменты), увязав помощь Германии кредитами и заказами с возможностью для Германии создавать в СССР различные военные школы. И он, и Крестинский неоднократно подчеркивали, что все эти вещи уже подробно обсуждены с германским военным министерством и теперь речь идет об отношении к этому германского правительства.

Канцлер однако говорил об «огромном интересе» Германии сотрудничать с Россией «на дело мира» и старательно обходил вопросы дальнейшего расширения военного сотрудничества. Говоря об интересе Германии в промышленном развитии России, он упомянул и возможность постановки в СССР оптической отрасли, на что полпред тут же заявил, что вопрос об оптической отрасли актуален лишь в той мере, в какой речь идет об оптических приборах, предназначенных для военных целей. Речь идет о том, готова ли Германия в принципе участвовать в реализации советских планов. На настойчивые вопросы Крестинского и Уншлихта дать немедленный ответ относительно изложенной Уншлихтом программы канцлер Лютер дипломатично уклонился, сославшись на свою неготовность к переговорам по этому вопросу. Что касается Зекта, то он в течение всей беседы отмалчивался[242]

.

По итогам переговоров было решено, что впредь военные ведомства обеих стран будут поддерживать взаимные отношения непосредственно, минуя всякие посреднические организации, стоящие вне военных ведомств обеих стран, и что все переговоры будут вестись «непосредственно между высшими военными органами обеих сторон»[243], причем в Берлине эти вопросы будут решаться Зектом, а в Москве — Уншлихтом; связь же будет поддерживаться в Берлине — военным атташе Луневым, а в Москве — уполномоченным райхсвера полковником Лит-Томзеном

[244].

Что же касается привезенной Уншлихтом программы сотрудничества, то почти все советские предложения относительно создания новых и дальнейшего развития имевшихся совместных военных производств были отклонены германской стороной со ссылкой на отсутствие финансовых средств и ограничения Версальского договора. Практически немцы согласились лишь на ускорение решения вопроса о налаживании в СССР производства противогазов (ф. «Ауэр») и проведения аэрохимических испытаний. Кроме того, они согласились передать советской стороне полностью все материалы, проекты, чертежи, спецификации, патенты по подлодкам, выработанные на основе военного опыта и послевоенных изысканий как в КБ морского ведомства, так и в филиалах и КБ, прямо или косвенно связанных с ним (ИФС и др.). Советская сторона приняла германское предложение о расширении летной школы в Липецке и об организации танковой школы под Казанью. Был согласован вопрос о взаимном участии на маневрах, в полевых поездках.

В докладе Политбюро по итогам визита Уншлихт написал, что «базировать развитие нашей военной промышленности на основе совместной работы с немецкой стороной совершенно невозможно ввиду явного нежелания немцев», — «удалось договориться лишь по тем вопросам, решение которых полностью зависело от нас».