Читаем Совесть. Гоголь полностью

Он даже представить не мог, какие бури, какие шквалы разразятся тогда, какие бездны его поглотят. Ему мерещилось что-то ужасное. Он уже наглотался то одних, то других наставлений. Он уже и мысли не выносил, что новые наставления обрушатся на него. Лицо его помертвело, осунулось, побелели дрожащие губы, беспомощно, загнанно озирались глаза. Николай Васильевич в исступлении причитал:

   — Господи, друзей должен остерегаться я, даже самых ближайших друзей! О Господи, что же творится со мной?

Его бил холодный озноб. Ледяными неловкими пальцами запахнул он у самого горла тёплый сюртук и засунул руки под мышки. Он вдруг подумал, что сходит с ума, и тихо присел в широкое кресло. Остановились расширенные глаза, открылся бездумно и растерянно рот. Он ощутил, что задыхается, что вот-вот задохнётся совсем. Сердце колотилось поспешно, неровно и коротко. Он вдруг обхватил страшно сильными пальцами горящее пламенем темя и надавил всей холодной ладонью на лоб, испугавшись, подумав с отчаянием, что нынче только этого недоставало ему. Нет! Потирая лоб, поглаживая пальцами темя, порывисто, часто дыша, он стремительно думал о том, что абсолютно нормален, здоров, если сам же подозревает себя в сумасшествии, какие бы тёмные зловещие слухи ни распускались о нём на Москве. Уже дикой и верной представлялась ему эта внезапно пришедшая мысль. Уже стиснул он зубы, не давая воли себе распуститься. Уже несколько раз потёр шею тяжёлой рукой.

Наконец испуг и удушье начали медленно отступать. Может быть, это излишек праздной энергии разрядился таким странным образом в беспорядке мыслей и чувств. Как знать? Он и не знал, однако нервы его увядали, он приходил понемногу в себя, исчезала опасная спутанность мыслей, настроение становилось обыкновенным и ровным. И уже не понималось ему, как о себе, создав «Мёртвые души», мог он подумать такую невероятную дичь. Он припомнил, что и как переменилось в душе, и только сумел ощутить, что эти безумные мысли о потере рассудка и о ближайших друзьях связались в его голове не случайно.

По правде сказать, друзья слишком часто бывали с ним беспощадны, то и дело изливая признанья в любви, точно любовь может оправдать всякий вздор.

Господи, что они делали с ним!..

Николай Васильевич спохватился, как бы в другой раз не сделать себе худо, и поспешил позабыть о друзьях. Он сделал несколько неверных шагов, отворил бесшумную дверь и крикнул Семёну с обычной суровостью, которую признавал печальной необходимостью в общении с домашней прислугой, склонной непременно разлениться и разбаловаться от снисходительной мягкости своего господина, однако показная суровость на этот раз вдруг окрасилась лаской, даже, может быть, раскаянием, упущенным сожалением, что давеча, когда так некстати возник Шевырев, напрасно накричал на Семёна:

   — Поди затопи, стужа, как на дворе.

Семён легко и охотно вскочил с тюфячка, на котором валялся полузадумчиво, полудремотно весь день.

Заметив его состояние, Николай Васильевич укорил себя в том, что, последние дни чересчур углубившись в себя, непростительно позабыл приискивать Семёну дневную работу, так что досужий мальчишка может излениться вконец, а и без того хохлацкой лени довольно в душе.

Застенчиво улыбнувшись, тряхнув совершенно льняной головой, Семён побежал с готовностью услужить, бухая деревенскими сапогами на каких-то чрезвычайных подмётках, отдававшихся гулом на гладком полу, точно к дому подбиралась гроза.

Он прикрыл уже дверь, однако явственно слышал, как Семён грохотал по ступенькам, взбираясь наверх: отчего-то задвижка была устроена во втором этаже.

Февральский день посуровел, заглох. По стёклам окон всё выше всползала мохнатая корка узорного льда. На дворе задымились сугробы.

Он по привычке отметил, что ветер дул низкий, северный, сильный, несущий метель и мороз, так что к вечеру погода обещала разыграться повею. От вида дымных сугробов, от мысли о ветре, обещавшем метель и мороз, ему стало ещё холоднее. Он набросил на плечи шубу и с нетерпением ждал, когда затопит Семён и в комнате станет теплей. Он нахохлился. Сами собой потемневшими веками поприкрылись и глаза. Уже не сомневался он более, что правильно поступает с «Мёртвыми душами». До вечера оставалось немного. Он как-нибудь отобьётся от верных друзей. Он затаится. А вечер наступит, будет поздно являться к нему, некому будет мешать, и тогда...

Но что же после этого чрезвычайного действия станет он делать с собой?..

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские писатели в романах

Похожие книги

Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза
Черный буран
Черный буран

1920 год. Некогда огромный и богатый Сибирский край закрутила черная пурга Гражданской войны. Разруха и мор, ненависть и отчаяние обрушились на людей, превращая — кого в зверя, кого в жертву. Бывший конокрад Васька-Конь — а ныне Василий Иванович Конев, ветеран Великой войны, командир вольного партизанского отряда, — волею случая встречает братьев своей возлюбленной Тони Шалагиной, которую считал погибшей на фронте. Вскоре Василию становится известно, что Тоня какое-то время назад лечилась в Новониколаевской больнице от сыпного тифа. Вновь обретя надежду вернуть свою любовь, Конев начинает поиски девушки, не взирая на то, что Шалагиной интересуются и другие, весьма решительные люди…«Черный буран» является непосредственным продолжением уже полюбившегося читателям романа «Конокрад».

Михаил Николаевич Щукин

Исторические любовные романы / Проза / Историческая проза / Романы