Читаем Советник президента полностью

Юмашина…. Тут Валентина сделала долгую паузу, наслаждаясь впечатлением, которое произвела на присутствующих эта фамилия. - Тот к нам пришел, и в-общем согласился на наши условия, но соседи уперлись рогом. У Вальки Юмашина была тогда такая видуха, что они ультимативно заявили: если этот хиппарь здесь проживет хоть один день, они его сдадут в милицию, а на нас напишут заявление про нетрудовые доходы. Так что не довелось нам приютить будущего президентского зятя… Валентинин рассказ имел успех. Подняли тост за «тесен мир». И тут Болотин, которому все не давала покоя тема Момона, неожиданно обратился к Присядкину, доселе никак не принимавшему участие в общем разговоре:

- Вот представляете, Игнатий Алексеевич, вы вот тоже работаете на должности советника. На очень заметной должности работаете. И на вас обращены тысячи глаз. И каждый норовит что-нибудь предосудительное в вашей работе найти. Как-то вас опорочить, испачкать. Причем совершенно безо всякой на то причины и безо всякой для себя личной выгоды. Просто замазать грязью, и все. Я сколько лет в администрации проработал, при двух президентах, а так и не смог привыкнуть ко всему этому дерьму. А вы сами-то - как, адаптировались уже в нашей среде или еще нет? Игнатий посмотрел на него мутными глазами и выпалил: - Не могу привыкнуть, что как осень, так грязь в Москве. Неужели за столько лет трудно заасфальтировать дороги? Газоны почему-то выше проезжей части расположены, как нарочно. Неудивительно, что с них постоянно стекает грязища. Тут с громким звуком на мраморный пол упала вилка, которую неожиданно уронила хозяйка дома. И Валентина, воспользовавшись этим, встала и провозгласила, не оставляя ни малейшего зазора между высказыванием Игнатия, грохотом вилки и своим тостом: - Так выпьем же, наконец, за здоровье хозяина дома! - Ура! – громче всех закричал Игнатий.


Как бы хотела в машине по дороге домой влепить своему безмозглому старику Валентина. Тоже мне борец за справедливость, буревестник революции. Для начала взял и назвал президента солдафоном, трудно дышится, видите ли, в стенах Кремля. «Трудно дышится - выйди на воздух, продышись». И потом – не желает слушать собеседников: Болотин ему про грязь моральную, а он буквально понимает – про грязь, что на улицах лежит. Ну не кретин? К сожаленью, высказать все это немедленно она ему не могла: теперь она опасалась говорить о таких вещах при водителе. Слава богу, он за столом не сидел, свидетелем общего разговора не был, а пережидал, как и другие шофера, на другом конце двора, у гаража. Им там хлебосольные хозяева тоже накрыли стол неслабый. Без выпивки, конечно.

Если Николай и впрямь стукач, то зачем же знать ему, что Присядкин встречался с весьма сомнительными людьми, и все вместе они крыли в хвост и гриву нынешнюю кремлевскую администрацию. Нет, Валентина всю дорогу крепилась и решила развернуться во всей красе уже дома. И опять же этот подозрительно информированный представитель фонда с незапоминающимся названием. Какой-то у них странный обмен репликами с Болотиным был – насчет «опасной и трудной службы». Ох, донесет кто-нибудь Кузьмичу, непременно донесет. Чтобы не сидеть уж совсем молча, она для отвода глаз привычно поиграла с Николаем «в номера»:

- А 771 МО 99 –прочитала она первый попавшийся номер на темно-зеленом «Мерседесе». – Ага, мэрия едет.

Николай был, как всегда, четок: - Ну, знаете, Валентина Алексеевна, это хоть и номер мэрии, но котируется все-таки не так, как А-МО серии 77. Такой номер стоит, я думаю, тысячи две, не больше. 77-й, конечно, гораздо дороже. Гаишники 99-ю серию не так уж и уважают. В качестве примера скажу, что у сына Лужкова был некоторое время номер А 777 МО 99. Но когда он обнаружил, что его машину останавливают инспектора ГИБДД, поменял себе номер на федеральный.

- Валентина, надеюсь, сегодня я все правильно говорил? – робко спросил жену Игнатий.

- Игнатий, я тебе скажу так, - сдерживая злость, но внешне с ледяным спокойствием сказала Валентина. - Уже хорошо, что ты сегодня говорил очень мало. Практически молчал. Это уже достижение. Но то, что ты из себя выдавил, лучше б не говорил.

- А что? Что я такого сказал? – вскинулся Игнатий. - Поговорим дома, - сухо ответила Валентина. Водитель Николай и бровью не повел в их сторону. Но Валентине показалось, что углами рта он улыбнулся. Совсем чуть-чуть. На следующий день Валентина повезла Игнатия в Машкину школу.

Это была давно откладывавшаяся встреча классика с учениками. Школа была блатная, знаменитая «двадцатая». Именно ее вспомнила накануне исполнительница романсов на загородном банкете. Чтоб туда попасть, надо было заплатить большие деньги или как-то облагодетельствовать школу с помощью бартерных услуг. Например, один из родителей отремонтировал в школе туалеты. Другой привез целую «газель» компьютерных мониторов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
Ислам и Запад
Ислам и Запад

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

Бернард Луис , Бернард Льюис

Публицистика / Ислам / Религия / Эзотерика / Документальное
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное