Советская гениза. Новые архивные разыскания по истории евреев в СССР. Том 1

Так что, как видите, дорогой Иосиф, лишь бы здоровье было, а почитать есть что. Недавно прочитал «10 дней, которые потрясли мир» Джона Рида. Сейчас я читаю произведения Бруно Ясенского в двух томах, которые вы, конечно же, уже давно читали[931]. Еще я беру все советские журналы: если нахожу стоящую вещь, то читаю, а слабые – нет. Как вам известно, И. Эренбург перестал писать; все статьи, что он написал за последние годы, критикам не понравились… Я не буду обсуждать вопрос о том, кто прав. В читальном зале я беру «Еврейскую энциклопедию», здесь в библиотеке есть все 16 томов[932]. Это уникальное произведение, настоящая сокровищница для ознакомления со всеми нашими великими людьми прошлого. Домой не дают взять, потому что это хранится в фонде, книги из которого сегодня сложно получить, их выдают только в читальном зале тем, кто разбирается. Мое большое несчастье в том, что из-за болей я не могу долго сидеть в читальном зале.

К нам приходят хорошие друзья – по правде говоря, считанные люди, – с которыми можно провести время за ученьем с мудростью и всякими литературными темами, а самое главное, среди моих друзей есть один образованный человек, понимающий в литературе на иврите и прочитавший все наши лучшие произведения[933].

Заканчиваю. Как плохо, что мы так далеко друг от друга, но любовь и дружба между нами сближает сердца[934]. Когда я буду получать от вас письма чаще, то соберу остатки своих сил и постараюсь ответить – даже если иногда и с запозданием, – а вы на меня не будете злиться, и наша переписка продолжится.

Так что мир вам и вашей супруге, работайте, дорогой мой, и да увидите вы благословение в своем важном деле. Сердечный привет вашей жене, моя жена передает вам привет от всего сердца и желает вам всего наилучшего.

Вашего свояка я давно не видел. Не знаю, почему он к нам не заходит.

Будьте здоровы и крепки.

Ваш лучший друг Иегуда

<…>

NLI. Аге. 4* 1765 3.5 18. Автограф. Текст на иврите и идише.

№ 5.3

Письмо Иегуды Гельфмана из Биробиджана Иосифу Черняку в Ташкент

1/IV [19]58 г.

Биробиджан

Мир и благословение моему дорогому и уважаемому другу Иосифу!

Если бы существовал Иерусалимский Храм, я должен был бы принести очистительную жертву хатат[935] за мой большой грех против вас – длительное молчание после вашего второго письма, которое я прочел, то есть внимательно изучил, много раз и которое принесло мне большое духовное наслаждение. Но с тех пор как из-за наших великих грехов более двух тысяч лет назад Храм был разрушен, мы живем в культурном мире, и дикий обычай жертвоприношений давно отменен.

Поскольку я уже затронул эту проблему, давайте ее обсудим[936]

– может, вы воспользуетесь этим в сборе народной мудрости[937], то есть фольклора, согласно переводу, который я нашел в «Новом иврит-русском словаре»[938] (я его выменял за книгу «Изречения мудрецов» Перлы[939]).

В годы первой войны с Германией около миллиона евреев бежали от ужасной трагедии из многих городов и местечек, в особенности из черты оседлости, в большие города, такие как Варшава, Могилев, Минск, Петербург, Москва и др. Как вам известно, главный штаб русской армии располагался в Могилеве-на-Днепре. В Минск бежали десятки тысяч евреев, все синагоги и молельни были полны мужчинами, женщинами и детьми, среди них находились известнейшие раввины (им, конечно же, выделили постоялые дворы и дома зажиточных евреев), такие как р. Хаим Соловейчик (р. Хаим Брискер), его тесть р. Рефаэль [Шапиро] из Бобруйска, раввины из Гродно, Вильны, Пинска (выдающийся раввин Давид Фридман или, как его называли, р. Довидл Карлинер), а также выдающийся раввин Израиль Каган из Радуни, широко известный во всех еврейских общинах как автор множества книг, среди них «Хафец Хаим» («Желающий жизни»), по имени которой этого раввина и называли Хафец-Хаим.

Я тогда проживал в небольшом местечке Острошицкий Городок Минской губернии, в двадцати двух верстах от Минска, и часто ездил или отправлялся пешком в Минск, чтобы увидеть своими глазами этих несчастных беженцев, а также побеседовать с большими знатоками Торы (несмотря на то, что в учености я им и в подметки не годился) и со многими писателями – гебраистами и идишистами (т. е. теми, что писали только на идише). Из выдающихся раввинов на меня произвел сильное впечатление р. Хаим [Соловейчик] из Бреста – наиболее значительный среди всех. Он был среднего роста, с высоким лбом и большими выпуклыми глазами. Смотришь на его светящееся лицо – «золотое сердце», как его прозвали; добродетельный, мягкий, спокойный; в нем не было и сотой доли гордыни, которая простительна мудрецу. Тому, кто слышал его обыденные речи, стоило послушать, как он рассказывает притчи – неторопливо, поучительно, каждое слово в его устах, как жемчужина. Я никогда не забуду образ и личность этого удивительного таланта[940].