Существующие на сегодняшний день монографии и отдельные статьи, посвященные еврейским научным учреждениям в СССР, в основном ставят своей целью крупными мазками показать становление и постепенное угасание «еврейской науки» в советский период, а также пытаются вписать этот процесс в более широкий историко-культурный контекст. Так, применительно к исследованиям по истории евреев в России авторы одной из работ заключают: «Советизация науки, приход в нее на смену „буржуазным спецам" бывших деятелей левых еврейских политических партий, привели не только к полной зависимости науки от государства, но и, в конечном итоге, к гибели этой отрасли исторических знаний»[393]
. В другой работе подчеркивается, что «еврейская наука в советских условиях была тепличным растением, взращенным советской национальной политикой»[394]. Автор третьей работы указывает на «существенную дистанцию между официальной и неофициальной иудаикой»[395].Нельзя не заметить отчетливую тенденциозность приведенных высказываний и заложенное в них заведомо негативное отношение к любой «официальной иудаике» в СССР. Одно из следствий подобного отношения – недооценка или даже полное игнорирование деятельности советских еврейских этнографических организаций, прежде всего музеев. Между тем ее результатом стали значительные по объему и ценности вещевые и художественные коллекции, а также документальные фонды, составляющие сегодня важную часть культурного наследия российских евреев[396]
.В центре внимания настоящей статьи – еврейская секция, работавшая в ленинградском Государственном музее этнографии (ГМЭ) в предвоенные годы. Отметим некоторые особенности этой структуры – характерного образца «официальной иудаики», который, как станет ясно из дальнейшего изложения, едва ли можно назвать «тепличным растением».
Во-первых, благодаря планомерной научно-исследовательской, экспедиционной и собирательской деятельности сотрудников оказалась достигнута главная цель, ради которой секция и создавалась, то есть был «выдан на-гора» итоговый продукт – выставка «Евреи в царской России и в СССР», признанная современниками несомненным достижением советского музейного строительства тех лет[397]
.Во-вторых, в штате секции состояли преимущественно «молодые специалисты, получившие высшее образование при советской власти», – те, кто, по мнению американского историка-слависта Юрия Слёзкина, был полон «желания преобразовать свои отрасли (науки. – А. И.) в соответствии с марксистскими принципами». Однако необоснованным обобщением выглядит утверждение, что «гордые своим социальным взлетом, но не уверенные в своих профессиональных возможностях, эти научные выдвиженцы» занимались исключительно тем, что «вели войну с немарксистскими учеными, организациями, изданиями и темами»[398]
. Наоборот, именно молодые «выдвиженцы», сотрудники секции Исай Пульнер, Михаил Шахнович и Марк Гитлиц, смогли не только собрать, обработать и представить широкой публике уникальные коллекции, но и своими публикациями оставить яркий след в таких научных областях, как этнография, история религии, лингвистика.В-третьих, период наибольшей активности еврейской секции пришелся на годы Большого террора, когда в стране имели место не только массовые репрессии, но и радикальный поворот в национальной политике – реорганизация национальных административно-территориальных образований, свертывание национально-культурного строительства среди нацменьшинств, окончательный переход к концепции «единой общности» народов Советского Союза[399]
. Такие изменения политической конъюнктуры не могли не отразиться на работе еврейского подразделения ГМЭ, в том числе и на его основном проекте – уже упомянутой выставке.Сохранившиеся в архивах документы секции – протоколы заседаний, планы и отчеты, полевые материалы, в частности фотографии и списки привезенных из экспедиций экспонатов, докладные записки, переписка, экспозиционные планы и стенограммы их обсуждений – позволяют пролить свет на многие вопросы, связанные с развитием «еврейской науки» в Советском Союзе, а в более широком смысле – проследить, как посредством этнографических штудий и музейных экспозиций в стране формировались представления о новом советском еврействе, равноправном члене «братской семьи народов СССР»[400]
.Дискуссии «на этнографическом фронте»