Читаем Советская поэзия. Том первый полностью

Это один из самых распространенных и сильных мотивов лирики военных лет. Если первые поэтические отклики на военные события носили главным образом лирико-публицистический характер, то уже с накоплением конкретного опыта широкое распространение получают «сюжетные» стихи, баллады, а потом и поэмы героического содержания, прославляющие подвиг советского солдата, стойкость и мужество в борьбе с врагом. Наряду с этим развивается лирика глубоко интимного содержания, которая согревала солдатские сердца в исключительно жестоких обстоятельствах войны (стихи и песни А. Суркова, К. Симонова, М. Исаковского, С. Нерис, А. Малышко, Г. Абашидзе, А. Лахути и других советских поэтов).

Поэма военных лет дала такие великолепные образцы, как «Сын» П. Антокольского, «Зоя» М. Алигер, «Киров с нами» Н. Тихонова, «Пулковский

меридиан» В. Инбер, «Россия» А. Прокофьева, «Знамя бригады» А. Кулешова, «Похороны друга» Г. Тычины. И даже среди этих выдающихся произведений 40-х годов монументальным памятником русскому советскому солдату высится любимец народа и солдатский любимец «Василий Теркин»

А. Твардовского, литературный герой, которого «находили» чуть ли не в каждой стрелковой роте.

Русский национальный характер получил в «Василии Теркине» редкое по выразительности художественное воплощение. Широкому типическому обобщению, демократизму героя «книги про бойца» соответствует и жанр произведения, и вся необычайно органичная система выразительности, где счастливо сплавлены в единое художественное целое традиции фольклора и современная поэтика.

Теркин — характер эпический, народный, представитель многомиллионной солдатской массы на фронте Великой Отечественной войны. С ним связан эпический сюжет произведения. Герой поэмы дорог и близок А. Твардовскому как воплощение народной силы, жизнестойкости, патриотизма. Эти черты сближают Теркина с автором настолько, что порою образ лирического героя как бы сливается с образом Василия Теркина.

«Василий Теркин» с появлением первых глав (1942) обрел огромную популярность на фронте и вызвал немалое количество литературных подобий во фронтовой печати. Фома Смыслов, Вася Гранаткин, Гриша Танкин, Уэмесбай, по имени которого названа поэма Мустая Карима, хотя и не стали фактами большой литературы, но сыграли определенную роль в воспитании мужества воинов на фронте. Лирико-эпический образ народной войны и солдата на войне в поэме А. Твардовского явился таким художественным открытием, которое оказало вдохновляющее влияние на всю советскую поэзию 40-х годов.

«Василий Теркин», как отмечают исследователи, знаменовал собой тот сдвиг в изображении национального характера, который произошел тогда в нашем искусстве. Действительно «русская» тема, которая в 20-е и 30-е годы звучала приглушенно, в творчестве лишь нескольких поэтов, тесно связанных с фольклорной традицией, в годы Отечественной войны как бы возродилась заново и на новой основе.

России, ее столице Москве, осажденному Ленинграду, русскому солдату посвящали лучшие свои стихи поэты всех братских народов нашей страны, и это было данью глубокой благодарности советским людям, вынесшим на своих плечах главную тяжесть военных испытаний.

«Ленинградцы, дети мои!» — летит через поля сражений, минные и проволочные заграждения голос старого казаха Джамбула, вселяя мужество в сердца защитников северной столицы.

О славная Москва!

О городов глава!..

Державу от врагов

Ты заслонила грудью,-

благодарно восклицает старый абхазец Д. Гулиа (перевод Н. Милованова).

И вот уже в «Теркине» А. Твардовский с гордым достоинством отмечает:

И на русского солдата

Брат-француз, британец-брат,

Брат-поляк и все подряд

С дружбой будто виноватой,

Но сердечною глядят.

Вопреки расчетам и ожиданиям фашистских лидеров, союз социалистических наций не только не распался в годы войны, но лишь сильнее закалился и упрочился. Лирика 40-х годов — это полная драматизма и высокого напряжения песнь о дружбе советских народов. Поэты Средней Азии пишут вдохновенные стихи о братской Украине и Белоруссии, русские поэты посвящают свои строки народам прибалтийских республик, из Закавказья несется голос привета и ободрения на оккупированные земли славян. М. Рыльский переводит с еврейского стихи И. Фефера об Украине, а П. Тычина пишет стихотворение «Еврейскому народу». Подобные примеры можно приводить бесконечно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия