Женщина пеленает Трине и пробует ее успокоить. От заплаканного личика дочки взгляд Эрлинга скользит вниз и упирается в два красных вызывающих бугорка. А то местечко, говорят, у них ярко-розовое. И он поспешно говорит:
— У вас очень красивый дом.
— Спасибо. Нам он тоже нравится. Знаете что — спускайтесь с мальчиком в гостиную, поставьте пластинку или еще чем-нибудь займитесь, а мы, женщины, пойдем в ванную.
Ишь раскомандовалась. Какая-то негритянка смеет распоряжаться моим мужем. Нет-нет, цвет кожи тут, конечно, ни при чем. И все-таки…
В гостиной мальчуган принимается прыгать на диване. Эрлинг рассматривает корешки книг, названия которых ему ничего не говорят.
Ванна пошикарнее, чем у самого оптовика Адельборга. Золотые краны — не настоящие, разумеется, но все равно. Маргрет крепко держит Трине, которая, похныкивая, тянется к той, другой женщине. А та садится на край ванны, упирается локтями в колени и, закрыв глаза и наморщив лоб, трет кончиками пальцев виски. Маргрет стоит неподвижно, обхватив девочку за плечи. Снизу доносится грохот падающего предмета.
Наконец женщина поднимает голову. Господи, думает Маргрет, сейчас она начнет поверять мне свои горести, жаловаться, как трудно приходится цветным. Маргрет кажется, что ее возмущение вызвано неприязнью, но вдруг понимает, что, напротив, она жаждет доверительности со стороны этой женщины. Она спускает Трине на пол и садится на крышку унитаза.
— Я двоих потеряла, — говорит женщина.
Они убили ее детей, забили насмерть двух ее малышей. Маргрет не знает, куда девать глаза. Раковина с черной каймой по краю. Та же марка дезодоранта, что у меня. У Трине горит лицо, только бы не поднялась температура.
— Я месяцами лежала в постели, и все равно их не спасли. Но теперь у нас есть Джимми…
В гостиную входит человек с белым свертком в руках. Он пересекает комнату и, не выпуская из рук младенца, поднимает с пола лампу. Ставит ее на стол. Эрлинг встает с дивана, мальчик, открыв рот, во все глаза смотрит на вошедшего.
— Лампа погнулась, — говорит человек, и Маргрет, остановившейся на лестнице, кажется, будто он обращается к младенцу.
— Привет, Берт, — кричит женщина, кладя руки на плечи Маргрет. — Посмотри, кто приехал! Друзья Джо из Скандинавии.
Мужчина осторожно опускает младенца на стол, поворачивается лицом к лестнице, наклоняет голову.
— Рад видеть вас, — говорит он, глядя в пол. Оборачивается и повторяет то же самое Эрлингу, который подходит к нему и берет его руку.
— Мы тоже очень рады, правда, Маргрет?
— Конечно, — говорит Маргрет.
— Все в порядке? — спрашивает Эрлинг.
— Да.
— Прекрасно, — говорит Эрлинг.
Заткнись, думает Маргрет.
— Но мы не знаем, как вас зовут, — говорит женщина, стоя у подножья лестницы.
Маргрет произносит свое имя в двух вариантах — датском и американском.
— Это слишком трудно. Я буду называть вас Марги. А меня зовут Сью. Просто Сью… Берт, знаешь, мы с Марги уже подружились.
Неприязнь к этой женщине почти улетучилась, отмечает про себя Маргрет.
— Очень приятно, — говорит Берт.
— А меня зовут Эрлинг. Это Кьелль, а это Трине.
— Берт.
На обеденном столе — наваленные горкой жареные цыплячьи ножки, грудки и крылышки, блюда с кукурузой, жареными томатами и еще чем-то, что Эрлинг посчитал за печенье к десерту. Оказалось, что это кукурузные лепешки. Сью ест их, намазывая патокой. Берт поливает патокой и мясо и овощи.
— Я вижу, вы удивляетесь, — говорит он Эрлингу. — Так обычно едят на юге, откуда я родом.
— Нет-нет, я вовсе не удивляюсь.
— Какая симпатичная у вас столовая, — говорит Маргрет.
— Спасибо, — говорит Сью. — Мы тоже довольны.
Эрлинг лихорадочно ищет тему для разговора. Обстановка за столом несколько скованная, ему хочется разрядить ее, сказать что-нибудь по-настоящему приятное, у Берта почему-то вид довольно угрюмый, как кажется Эрлингу, такое впечатление, будто он нас в чем-то упрекает, но ведь все эти наболевшие расовые проблемы — это не
— У нас в Дании, — говорит Эрлинг, — в одном крупном городе есть директор школы негр… Говорят, он пользуется большим уважением.
Сью откликается мгновенно:
— Берт тоже когда-нибудь станет директором. Он преподает математику.
— Неужели? — говорит серьезно Эрлинг. — Чрезвычайно интересно.
— Действительно, — вставляет Маргрет, и Эрлинг понимает, что она как бы извиняется за него. Он съедает три порции клубничного мороженого. Трине спит на диване в гостиной.
Маргрет помогает Сью вымыть посуду. Дома у меня не было настоящей подруги, и мать Эрлинга вечно вмешивалась во все.
— Сью, приезжай как-нибудь ко мне утром. Попьём кофе, поболтаем…
Кьелль заснул на диване. Эрлинг и хозяин дома сидят на свободной половине. Берт мурлычет какую-то мелодию и большими пальцами ног отбивает на полу такт.
— У вас есть тараканы? — спрашивает Маргрет в кухне.
— Нет. Мы как раз отчасти из-за этого и переехали.
Эрлинг, тихонько насвистывая несколько тактов, наклоняется вперед, перенося тяжесть тела на ступни, но остается сидеть. Берт откашливается.
— Вы жили в Гарлеме? — беспечно спрашивает Маргрет.
— В Бронксе.
— А мы живем на Семьдесят шестой улице.