Современная польская повесть: 70-е годы

Мать (бабушка уже спала) сперва не знала, что отец исчез, она склонилась над люлькой, было темно, и все случилось вдруг; его как ветром сдуло с крыльца, и ему зажали рот, чтобы не кричал; и просьбу разрешить попрощаться с женой, матерью и отцом, то есть моим дедом, а также посмотреть на меня, он — как можно судить по актам суда и по рассказам матери — он прошептал из-под зажимавшей ему рот руки одного из членов карательной группы уже где-то среди деревьев.

Мать рассказывает и прижимает к глазам кулаки, чтобы стереть слезы, — мне показалось, что он задумался, и я не обращалась к нему, я качала люльку и напевала, чтобы ты крепче уснул, это продолжалось долго.

Это значит, что она напевала — баю-бай или что-нибудь еще, когда отец уже был в саду, и, возможно, это — баю-бай, сынок, — она напевала, когда отца уже провели через сад и вытащили в поле; а может быть, и тогда, когда он молил о жизни, и потом, когда Б. М. хлестнул его по ногам и он подскочил от боли; и возможно, она напевала — баю-бай, баю-бай, ясны глазки закрывай, — когда тот, что шел впереди, обернулся и прошелся веревкой по плечам и спине отца.

Ой, как больно, как больно, когда получить веревкой, палкой так не больно, плеткой так не больно — меня никогда не били ни палкой, ни плеткой, но мне так кажется, а веревкой я один раз получил случайно, когда мы ловили на выгоне испуганную лошадь; ой, как было больно тогда, никогда больше мне не было так больно, как тогда; это была самая сильная боль в моей жизни, — та, во время погони за испуганной лошадью.

И вот засело у меня в голове, что в тот вечер в доме было — баю-бай, — а на поле в ходу была веревка, которой били отца, и плетка, которой его хлестали по ногам, чтобы шел быстрее; и каждый удар отмеривался словами: это тебе за Л. Ц., это тебе за К. З., это за М. Я., это за изнасилование ясновельможной паненки.

Адвокат

(к Б. М.). Попрошу объяснить суду, почему всякий раз, как А. В. ударяли веревкой или плеткой, обвиняемый перечислял: это за Л. Ц., это за К. З., это за М. Я.?

Б. М. Потому что их избили до бесчувствия, и один из них умер от побоев.

Адвокат (к Б. М.). Кто их бил?

Б. М. Приехавшие откуда-то люди.

Адвокат. Что это были за люди?

Б. М.

Люди А. В.

Прокурор (к Б. М.). Откуда вы об этом знаете?

Б. М. Все так говорили.

Прокурор (к Б. М.). За что били Л. Ц., К. З., М. Я.?

Б. М. За то, что они говорили людям: на вас падет кара божья, если вы возьмете землю.

Судья (к Б. М.). Но эти речи не помогли, землю все равно поделили.

Б. М. Но поделили не сразу.

В этой книге нет, пожалуй, ни одной страницы, на которой не было бы слова «земля»; и все события, о которых в ней идет речь, и страшные дела, кровавые полосы на коже, кровоподтеки, огромная боль, крики и стоны, смерть, страх и мужество, любовь и ненависть, изнасилование ясновельможной паненки — все это из-за той земли, из-за того, что у кого-то ее было слишком много, а у кого-то мало, что тот, у кого ее было много, не хотел иметь меньше, а тот, у кого ее было мало, хотел иметь больше; из-за этого не было никакого разумения и покоя, из-за этого были лихорадка и беспокойство, были бессонные ночи; чего только нельзя перечислить, чего только не произошло из-за полей, по вине полей и благодаря полям; и неправдой было бы сказать об этих полях, что они чудесные, с колышущимися хлебами, ароматные, спокойные, приносящие умиротворение; правда в том, что они никогда не были спокойными и чудесными и никогда не приносили умиротворения, ибо, словно заразой, веяло от них яростью и болью, огромной страшной любовью и огромной страшной ненавистью, превеликим безумием и ужасом; что за странный был мир.

Путь к выжженному сверху солнцем, а по склонам бесплодному пригорку, на котором каким-то чудом сохранилось несколько деревьев, был неблизок.

Это явствует из актов процесса, а главным образом из показаний обвиняемых; ибо что касается пути, которым отца вели на казнь, то они его знали прекрасно.

Они долго шли полем, промерив его из конца в конец, от садов до дамбы у реки.

На краю поля Б. М. распорядился как можно быстрее перейти дамбу, поскольку она высоко поднимается над нолями и прибрежными зарослями и хорошо просматривается со всех сторон; стало быть, речь шла о чрезвычайной осторожности.

В работу снова пошла плетка, Б. М. сильно хлестал ею по ногам отца, и — как явствует из протоколов следствия и показаний на судебном процессе — отец и те трое, что вели его, попросту перебежали через дамбу и оказались в ивовых зарослях, которые были да и теперь продолжают оставаться раем для деревенских ребятишек; дети, особенно летом, резвятся здесь, играют в прятки, вереща бегают купаться, режут лозу — из тонкой плетут разные красивые вещи, а с толстой осторожно снимают кору и мастерят свистульки.

На краю ивовых зарослей Б. М. приказал остановиться.

Судья (к Б. М.). Обвиняемый, почему вы дали такую команду?

Б. М. Чтобы послушать, нет ли кого случайно в зарослях.