Современная румынская пьеса

В прекрасном безмятежном городе, который, устав от войн и ликований, не способен возродить свою былую силу и величие, но продолжает высокомерно гордиться своими демократическими, военными и культурными традициями, — веселятся люди. Веселятся в бездумном забытьи, исступленно и неистово, гоня от себя мысль о том, что их ждет или может ждать в будущем. Разум их дремлет. Сбылось пророчество Сократа{102}: «Остаток жизни проведете вы в сонной праздности…» Лишь один человек пытается вывести город из оцепенения. Это изнуренный болезнью Демосфен{103}, который, возможно, умнее и смелее своего главного противника Филиппа Македонского{104}

, но он вместо наводящей ужас македонской фаланги располагает лишь непревзойденным по блеску красноречием.

А чего ищут в этом клонящемся к закату, довольном собой мире те нищие, которые кричат о своем безразличии к богатству, славе и удовольствиям, бесстыдно, на виду у всех сбрасывая с себя все одежды цивилизации? Откуда взялся Диоген{105}, этот попрошайка, циник и хвастун? И о чем, собственно говоря, эта история? О том, как торчать в бочке, подобно соленым огурцам, и поучать людей, отказывая себе во всем: в еде, выпивке, женщинах, зрелищах? О том, как закалять свое тело, валяясь летом на грязном песке, а зимой на снегу? Но зачем его закалять? Во имя других мук, других страданий? Какой в этом смысл, какая польза для себя и человечества? Был ли Диоген «сумасшедшим Сократом», как сказал Платон{106}, или просто-напросто чудаком? Нонконформистом или снобом с большой буквы? Свобода? От чего? От общества? От истории? От себя?

ПИР

Итак, Афины веселятся. Пир в доме архонта{107}Аристодема. Избранное общество, состоящее из представителей афинской знати и интеллектуальной элиты (ораторы, философы и т. д.). Рослый  к и ф а р е д  поет. Никто не обращает на него внимания.

К с е н и а д (юному Пасифону). Вчера видел тебя в театре. Надеюсь, тебе понравилось.

П а с и ф о н. По-моему, Еврипид — величайший трагический поэт.

К с е н и а д (придвигаясь ближе). Несомненно. «Вакханки»{108} показались мне довольно милой трагедией.

П а с и ф о н (шокирован). Милой?

К с е н и а д. Да, да, весьма милой. С этой матерью, которая убивает сына и приносит его голову, не зная, что это его голова… и потом, когда она узнает правду и вопит…

П а с и ф о н (с негодованием). Да ведь там же ставятся важнейшие проблемы, касающиеся отношений между человеком и божеством, веры и неверия…

К с е н и а д. Конечно, конечно. Мне очень даже понравилось. (Аристодему.) Почему ты не пригласил и этого поэта? Он, оказывается, так талантлив!

А р и с т о д е м (рассеянно)

. Кто?

К с е н и а д (Пасифону). Как, ты сказал, зовут вчерашнего автора?

П а с и ф о н (оскорбленный подобным невежеством, нехотя). Еврипид.

К с е н и а д. Вот-вот. Почему ты не позвал и Еврипида? Судя по тому, как он пишет, думаю, он симпатичный малый.

П а с и ф о н (язвительно). Это трудно. Еврипид давно умер.

К с е н и а д. Ах бедняга! Я и не знал…

Пасифон, испытывая отвращение, встает и пересаживается.