Современная словацкая повесть

Таня: Дюро Яношик! Я ошиблась? Но это не по правилам игры!

Прибыл Рудо, и мы еще дважды демонстрировали ему Танины способности, оглушили и засыпали своими восторгами; с трудом оправившись от всего этого, сразу же после полуночи Рудо отвез меня домой. Таня и Дана по крайней мере нормально выспались.

Мне предстояла операция.

9

Я превратился в деда. В своего собственного. Мне это стало ясно, когда я задумался над своими рассуждениями.

Сами посудите: я не слабак, и даже после вчерашней вечеринки мне не настолько муторно, чтоб силы мои висели на ниточке, но надо себя поберечь. Как-никак резать меня будут впервые!

Внутри все замирает, я едва не вою, но горло стянуло страхом, пикнуть не могу. Прежде не понимал, что значит — душа в пятки ушла, а теперь, ей-богу же, как еще понимаю!

Прикидывал я и с точки зрения статистики — скольких оперировали и сколько их после операции отбросили копыта; ну, и утешаю себя: небось не потрошили бы, кабы толку не было, вот и внушаю себе — мне надеются помочь, страхи мои напрасны.

Лежу в белой кровати на белой простыне, белая комната в белом здании, жду конопатую сестричку, ту, что делала мне укол в левое полужопие. Она же должна отвезти меня в операционную.

Чего только не лезет в голову, ну такая ахинея!

Всякие там поговорки-прибаутки. Думаю, такое настроение появляется у любого, кому приходится брать в расчет свой самый банальный смертный час. Нежный возраст, детство, надежность домашнего очага! Мир вокруг был иной, не то что сейчас. Теперь каждый дальше своего носа не видит, бурчит да надрывается с рассвета до заката. Когда-то люди так не христожопничали, не изнуряли себя накопительством. Что имели, то и ели, выпивали, веселились. Чтоб пищеварение лучше шло. Если ты зануда, не умеешь ничего ввернуть с шуткой, к людям лучше и не ходи, потому что народ был добродушный, по большей части веселый, словоохотливый, покуражиться любил. А что им еще оставалось? Да, такого снова не будет.

Меня одурманят, заморочат и безо всяких там околичностей — брысь, пшел вон на тот свет! Что делают в таких случаях другие? О чем думают? Наверняка беспомощны вроде меня.

Перед Рудо я вчера в машине пустил слезу. Позорище! А он, паскуда, меня же еще и утешал. И слезы мои были столь обильны, что, соединись они в одну, затопили бы целиком Житный остров[45]

, и жита не собирали бы там целых семь лет. С соленой-то земли!

Будь я как тот вон амбал, мыши его задави, все на свете перенес бы, не то что какую-то там паршивую операцию!

Тому вон ногу оттяпали, а настроение у него — первый сорт, рот от смеха не закрывается. Как у того еврея, что козу из дому выставил и ему сразу вольготней сделалось. Не стоит трястись раньше времени. Если меня настигнет безносая, душу свою мне легче будет выплюнуть, чем какому-нибудь тузу с толстой сумой! А учитель, тот, что целыми днями курит в туалете? Жена его обихаживает, душу выкладывает, переживает, глядя на него, не знаю, правда, из-за него ли только, улещает всячески, бьется с его вздорным характером, а он знай покуривает. «Едва ли мне удастся избавиться от моей заразы, уж моим дыхалам никакой трубочист не поможет», — приговаривает он, снова отправляясь заседать на троне в учреждение, куда и сам король пешком ходит.

Грустно-невесело среди этих белым-белых стен. И сияющая усмешка того малахольного шута горохового нарочита и натянута. И сразу для тебя из-под всего выступает истинный смысл происходящего, и он однозначен. Вздохнешь, криво улыбнешься, словно похлопал добряка по плечу, когда тот пытался тебя подбодрить.

Но — было бы дело, а мастер найдется.

К нам заглянул цыган Арпад и стал учить своему языку.

Послушаем же.

— Джа вага ададиве?

Одноногий, смирившийся с бедностью, покачал головой:

— Сиклюгва пес! — и спросил: — Со?

— Сиклюгва пес лав, — ответил Арпад и начал проверять слова: — Кхабнярел?

— Переспать с женщиной? — уточнил одноногий.

— Оплодотворить ее. Хорошее слово, хоть и не прямо все сказано.

Вошел заместитель главврача.

— Ну что, выздоравливаем, Арпад, раз уж кого-то оплодотворять собрался?

Врач заглянул в висевшую на кровати карту, похлопал меня по плечу и подмигнул. Не захотел, видать, портить мне настроение. Арпад предупредительно распахнул перед ним дверь.

Все напряглись, словно тончайшие струны, и уставились на меня.

Какие слова я вытягиваю из себя? Соответствующие. Какова натура, такова и речь. Стариковская, дедовская. Сколько людей, столько характеров, столько и одежек. Кисло у меня нынче на душе. Сердце свое кровоточащее зажал в кулаке, задумалось мое сердце. Вот и речь пошла такая — материнская.

Какова натура, такова и речь.

10

Что бы там ни было, сам не знаю, как получилось, если б и захотел, не смог бы объяснить, короче — я путешествую. Как и в прежние времена, старым способом — поездом через Трнаву, Леопольдов, Лужьянки до Нитры. Еду в родной город.