Современная словацкая повесть

В афере с домами мы с ним конкурировали, он был малость нерасторопен, зато информацией располагал первый сорт: жена старалась для него, целыми днями только этим и занималась.

— Пупка говорил, что ты болел. Сейчас тебе лучше?

— Пупка! Пупка! Я за него мизинца в огонь не сунул бы. Ты тоже смотри в оба! Пупка уговаривал меня обратиться к психиатру. Наивная душа! Можно ли придумать что-либо глупее! Чтобы мне пришили то, чего у меня нет. И еще я рисковал бы оказаться недееспособным! Я не идиот! Им только попадись — не убережешься! Чем больше доказываешь, что ты здоров, тем больше тебя держат за психа…

— Чачо тебя не навещает? Сплетен с биржи не приносит? Ведь прежде он приходил брить тебя по воскресеньям.

— Ты что, какие там сейчас посещения! — ужаснулся он. — И не верь Чачо! Я тебе добра желаю.

И так далее в том же духе.

Не скрою, я тоже страдал подобной мнительностью, и среди опасных людей я у него, быть может, числюсь первым в списке, кого, будь его воля, он убрал бы не раздумывая. Но сейчас, имей он список при себе, тотчас показал бы его мне, своему другу, как он выразился.

23

С Яной — язык не поворачивается называть ее Мишиной, — как вы понимаете, мы встречаемся довольно часто.

Я как-то обратил внимание на значительную между нами разницу в возрасте. Она высмеяла меня.

— Я твоя любовница, что ли?

— Нет.

А что мне еще было сказать?

— То-то же.

Вот именно.

Вместе нам было неплохо. Я не выказывал никаких далеко идущих поползновений, да и про себя ни на что большее не претендовал. Яну наши отношения, видимо, вполне устраивали, и мне такая подруга вполне подходила: Яна была красива, мила, и я осыпал ее знаками внимания. Подарки она не отвергала, но свои женские тщеславные капризы блюла. Инициатива чаще исходила от меня.

Порой она, будто забывшись, прижималась ко мне. Мысленно вздохнув, я на всякий случай комментировал про себя: как дочь к отцу. Комментарий был необходим мне больше для того, чтобы подавить желание…

— О самоубийстве ничего не хочешь слышать? — спросила она, когда мы приближались к новому фонтану, куда обычно приходили посидеть под вечер на железной лавочке.

Я хотел, но у меня хватит терпения подождать.

— О каком? А! — прикидывался я простачком.

— Чего прикидываешься?

Так мне и надо. Недооцениваю других.

— Тебе хочется об этом знать?

— Пожалуй, не очень.

— Вот как!

Ага, кажется, моя взяла.

В другой раз:

— Что тебе говорил отец об этом?

— Ничего. Честное слово, поверь мне.

Я погладил ее по волосам. Губы скорбно поджаты, в глазах страх, а на сердце, глядишь, и страх, и скорбь, поди отгадай.

— И даже о том, что я пыталась это сделать?..

— Да говорил что-то неопределенное. Был, естественно, озабочен случившимся. — Что-то в этом роде.

— Занятно, — заключила она.

— Не понимаю.

Поди знай, что она имеет в виду!

— Ладно, ничего.

Значит, ничего.

И вдруг иногда:

— Иван!

— Мм?

— Я тебе нравлюсь?

Я улыбался.

— Ты когда-нибудь пробовал лишить себя жизни?

— Да. — Я не врал.

— Правда-правда?

— Почему это тебя так обрадовало?

— Сама не знаю.

— Мура, в общем, это. Я был вдребадан, так что помню очень мало. Обрывки чувств и воспоминаний. И гнуснейшее ощущение.

— Говори еще! Вспомни.

— Выдумывать? Терпеть не могу народное творчество. Ты полагаешь, на этот раз я сделаю исключение?

— Издеваешься над собой?

— Ничего подобного! Это ты фокусничаешь.

Она уставилась на меня. И вдруг:

— Пригласи меня к себе.

Без всякого перехода.

— Считай, что ты себя уже пригласила.

Она напропалую кокетничала, стоило ей войти в кухню моего пустого дома, щебетала, но даже густой покров ее щебета не скрывал ее истинного настроения.

Босиком просеменила к креслу, в котором я любил сидеть. Расстегнула жилетку. Ее светлые желтые волосы прилипали к бархатной обшивке кресла. Я делал вид, что не замечаю расстегнутой мини-юбки. Она взяла с табуретки сахарницу и придвинула табуретку к креслу. Положила на нее ноги и принялась хрумкать рафинад.

— Я презирала людей, пытавшихся покончить с собой, — начала она свой монолог, видимо не очень нуждаясь в слушателе. — Когда-то я читала, что человек всегда должен быть готов к экстремальным ситуациям, несложным и самым трагическим, знать заранее, как поступить. Любопытная теория. Знать, например, что делать, если тебе оторвет ногу или правую руку. Если ты вдруг ослепнешь, тебя исключат из вуза, сломаешь позвоночник и окажешься прикованным к постели. Понимаешь? Мне эти выкладки понравились, я себя чувствовала очень уверенной. Пока…

— Хочешь глоток вина? Или налить чего покрепче?.. — предложил я, улучив паузу.

Себе я плеснул граммов сто шотландского виски на кубик льда. Яна отрицательно покачала головой. Все же я протянул ей бокал сухого баккарди.