Современная жрица Изиды

О томъ, какъ врно передаются мои faits et gestes того времени можно судить по такому обращику: на 109 стр. брошюры говорится, что я во прізд въ Петербургъ (начало октября 1885 г.) „не только врилъ возможности существованія махатмъ; но и ждалъ отъ нихъ благостыни (какой?!)“. А на страниц 119: „Тутъ впервые (это относится къ тмъ же днямъ, къ моему прізду въ Петербургъ 1-го октября (стараго стиля) 1885 г.) стали мы слышать отъ него сомнительные, даже недружелюбные отзывы о сестр моей и ея дл“. — Гд же тутъ правда? этого не разберетъ и самъ мудрый Кутъ-Хуми!.

Однако и по толкованіямъ г-жи Желиховской выходитъ, что я заколдовалъ ее и привелъ въ безуміе и раздраженіе, во время котораго она давала мн свои показанія о Блаватской „въ самомъ крайнемъ, преувеличенномъ смысл“, — лишь зимою 1885–1886 года. Въ начал же лта 1884 г., въ Париж, судя по ея словамъ, она была въ здравой памяти. Что же это такое она мн говорила въ парк Монсо? Она теперь восклицаетъ: „Охъ! Боже мой, какъ много лишнихъ словъ вложилъ мн въ уста г-нъ Соловьевъ во время нашей прогулки по Парижу (стр. 30)“… Что я никакихъ лишнихъ словъ не вложилъ ей въ уста — да свидтельствуетъ ея нижеслдующее письмо отъ 27 октября 1884 года:

Признаніе г-жи Желвсховской о „преступленіи“.

„… Вы помните нашъ разговоръ въ parc de Monceau? Я вамъ и тогда не могла на многія i поставить точекъ, — но достаточно ихъ кажется выяснила, чтобъ вы знали, что между мной и Еленой общаго мало. Я ее люблю и жалю горячо. Надюсь что и она меня любитъ также, но… по своему. Помимо этого чувства, неоднократно склонявшаго меня къ снисхожденію и даже къ закрыванію глазъ на многое, что меня возмущало внутренно, — между нами все — рознь.

Я хала къ ней, на ея сердства, поставивъ непремннымъ условіемъ чтобъ между нами и рчи не было о ея длахъ и Обществ; впослдствіи это оказалось невозможнымъ: меня затянулъ общій водоворотъ и, къ крайнему сожалнію, я согласилась быть въ Обществ на столько, на сколько могла по совсти и религіознымъ убжденіямъ въ немъ состоять и даже описала то, что видла и слышала… Если въ мои описанія вкрались неточности, то безъ намренія и не по моей вин(?). Да дло не въ томъ. Елена разсердилась на меня, бросила мн писать и, какъ я вижу, обвиняетъ меня въ жестокости и неблагодарности. Очень жаль! Говорю искренно: сердечно жаль нашихъ испорченныхъ быть можетъ на всегда отношеній; но даже ради нихъ я не могу пожертвовать совстью. Не виню ее: ей то, что она проситъ меня сдлать, кажется пустякомъ, мн — преступленімъ! Мы разно смотримъ на вещи можетъ быть потому, что я христіанка а она… не знаю что! Она давно меня объ этомъ проситъ. Я не могу исполнить ея желанія и не хочу! потому что мало того, что считаю его для себя нечестнымъ, но и для нея гибельнымъ. Такъ же смотрлъ на это дло и покойный ***, умнйшій человкъ и величайшій христіанинъ, какого я когда либо знала. Онъ на смертномъ одр своемъ умолялъ меня, не поддаваться ея просьбамъ, — объяснить ей что она самой себ прежде всего повредитъ. Я такъ и длала много разъ — но безуспшно. Великая ошибка X. въ томъ, что она не знаетъ границъ своей жалости къ Елен. Оттого она и говоритъ, что она одна къ ней хороша и ее любитъ. Дай Господи чтобъ эта любовь не отозвалась на обихъ гибельно… Подписано: „В. Желиховская“ 27 октября 1884 года“.

Вслдъ за кратковременнымъ увлеченіемъ, я выражалъ Блаватской, какъ словесно, такъ и письменно, свои сомннія въ подлинности сли не всхъ, то многихъ ея феноменовъ и, одновременно съ этимъ, выражалъ т же сомннія и неувренность постороннимъ серьезнымъ людямъ. Хоть и не претендуя быть „ученымъ“, я, подобно Шарлю Ришэ, и тамъ же гд онъ, „искалъ — нтъ ли какой истины среди многихъ обмановъ“. Наконецъ такое исканіе было прямымъ моимъ дломъ какъ „члена Лондонскаго Общества для психическихъ изслдованій“. Когда мои сомннія и неувренность перешли въ полное убжденіе и я получилъ, какъ необходимое подспорье, — различныя дополнительныя и документальныя свднія, — я открылъ теософскіе обманы всмъ заинтересованнымъ людямъ, не убоясь, для себя лично, никакихъ непріятныхъ послдствій. Такой мой образъ дйствій, ясный и послдовательный, доказывается какъ моими письмами къ Блаватской, ея сестр и разнымъ лицамъ, такъ и письмами ко мн Блаватской, ея сестры, Шарля Ришэ и другихъ лицъ.

И вотъ, не смотря на все это, выдвигая лишь нсколько тамъ я сямъ надерганныхъ моихъ фразъ, смыслъ которыхъ выясняется изъ разсказанныхъ мною обстоятельствъ и прямымъ, логическимъ сопоставленіемъ съ ними моего доказаннаго образа дйствій, — г-жа Желиховекая осмливается длать прозрачные намеки на то, что я былъ какъ будто сообщникомъ Бдаватской и преслдовалъ какія-то таинственныя, предосудительныя цли. Г-жа Желиховская, снова, очевидно, доведенная мною до „безумія“ или „полубезумія,“ увряетъ, что она и доказала бы это… да уликъ нтъ!..